Фото Т. Никитиной
У нее всегда хорошее настроение, что для пациентки на диализе с 19-летним стажем само по себе удивительно. Она замечательно поет, читает стихи и вообще любит все позитивное. А еще с жительницей Улан-Удэ Женей, как зовут все Жылдыз Паязовну Ажмаматову, можно говорить обо всем — о политике, врачах, пациентах и превратностях судьбы. Один такой разговор с разрешения Жени мы решили опубликовать.
Про родину
— Я родилась в Киргизии, но своей родиной считаю Бурятию, где выросла, получила образование и живу всю жизнь. Моя мама бурятка, а отец киргиз. Когда еще был Советский Союз, он служил здесь, познакомился с мамой и увез ее в Киргизию. Там родились мы с сестрой. Меня отец назвал Жылдыз, что переводится как звезда, а сестру Айнура — луна, чтобы мы всегда были вместе, потому что звезда и луна всегда рядом.
Когда мне было три года, в Киргизии началась война, и мама вернулась на родину, в Мухоршибирский район. Потом Союз распался, и мы остались в Бурятии. Я люблю разговаривать по телефону с отцом. У него давно другой брак, трое сыновей, которые называют меня тетей. Навестить отца не получается, потому что с таким низким давлением, как у меня — 50 на 20, ехать куда-либо опасно. В Киргизии температура поднимается до +45. Когда отец говорит, что повезет меня лечить на курорт Иссык-Куль, где лечат почечные болезни, он не понимает, что мои почки больше не работают и это уже не вылечишь.
Хотелось бы выучить киргизский язык, тем более что в Бурятии есть киргизская диаспора. Не могу сказать, что я туда вхожу, но у меня много друзей-киргизов, которые живут в Улан-Удэ. Когда работала с ними на рынке, выучила некоторые фразы. Мама говорит, что маленькие, когда жили в Киргизии, мы с сестрой говорили на киргизском. Я сохранила фамилию отца, и даже мама осталась Ажмаматовой. Она однажды пошла в сельсовет менять паспорт, хотела и фамилию поменять, но Цыпилма Намсараевна, родственница, ее отговорила: ты одна-единственная в нашем районе с такой фамилией, это же здорово, зачем менять. Здорово-то здорово, но иногда это мешает. Например, в больнице, поликлинике, когда смотрят в мой паспорт, начинают задавать вопросы, а не беженка ли я, понимаю ли по-русски. Иногда медсестры начинают между собой меня обсуждать, а я им по-бурятски что-нибудь скажу, и они сразу замолкают.
Про мистику
— Я всегда себя считала атеисткой. Конечно, соблюдала все традиции, ходила в дацан, но внутренне, например, не верила в перерождение. Однажды, когда я еще не болела, произошел такой случай. В конце 90-х было очень трудно, продукты продавали по талонам, зарплату не платили. Чтобы на что-то жить, мы с одноклассницей немного торговали. И вот однажды едем с работы в электричке «Улан-Удэ — Петрозаводск», вдруг подходит к нам дедушка с длинной седой бородой, одет в одни лохмотья, на меня посмотрел и говорит: «Хочешь, я твою судьбу расскажу». А подружка моя была хохотушка, отвечает: «Нет-нет, ты мне сначала погадай», а сама мне на ухо шепчет: «Сейчас мы его проверим».
Он подруге говорит: «Ты через месяц выйдешь замуж». Подруга давай еще больше смеяться: «Как же я выйду замуж, если у меня нет никого и вообще я студентка». Дедушка на нее строго так посмотрел: «Врать нехорошо, нигде ты не учишься, а замуж выйдешь не по любви. У тебя родится сын, а через год вы разведетесь».
Мне стало интересно, тоже, говорю, мне расскажи. Его глаза стали грустными: «Зря я к тебе подошел. Ты тоже выйдешь замуж, муж попадется хороший, в доме будет достаток, а вот детей не будет — ты очень сильно заболеешь». Фу, говорю, зачем же тогда жить, лучше умереть, ты мне настроение испортил, иди отсюда. Только он ушел, подруга теребит меня за руку — давай догоним, я еще его спросить хочу. Пошли по вагонам, а его нигде нет. Весь поезд обошли — нет. Во все углы заглянули, тамбуры, туалеты — нет нигде, хотя ни одной остановки за это время не было.
Все сбылось. Через месяц подружка вышла замуж, через год родила сына и развелась. Я училась на технолога строительных работ, но не доучилась. Зимой проходила практику, сильно простудилась и заболела. Была полная интоксикация мозга, случилась амнезия, полгода я никого не узнавала, и это было страшно. Я не знала, кто я, что я люблю, какой у меня характер. Память стала возвращаться отрывками и во сне. Что-то приснится, и я вспоминаю. До сих пор многое не помню, а вот эту историю, этого дедушку помню, словно это было вчера.
Про диализ
— В следующем году будет двадцать лет, как я хожу на диализ, из них десять — в БСМП, а с 2013 года — в диализный центр «Вита», что переводится как «жизнь». У меня редкая группа крови, резус-фактор, поэтому от пересадки почки пришлось отказаться. В «Вите» я ветеран, такого диализного стажа здесь больше нет ни у кого. Не могу смотреть, как новенькие пациенты расстраиваются по любому поводу, ведут себя, как малые дети. Пропускают диализ, опаздывают (могут опоздать на час), не соблюдают диету. Начинают жаловаться на невкусную еду, что им далеко ездить до диализного центра, они испытывают какие-то неудобства, в которых начинают винить врачей.
Мне хочется сказать им, что отчаиваться не надо, потому что жизнь продолжается, но к этой жизни надо привыкнуть. Мне хочется рассказать, какой был диализ в Бурятии двадцать лет назад. Ни о каком горячем питании и речи не было. Переодевались мы в крошечном подсобном помещении, все в одной комнате — мужчины, женщины, медсестры. Вместе с заведующей Аллой Владимировной Ангаповой, врачом Леонидом Геннадьевичем Мондоевым преодолевали все сложности. Аппаратов «искусственная почка» катастрофически не хватало, даже при том, что они работали и день, и ночь, без очистки, без отдыха, а вместо положенных 4 часов мы лежали 3.
Нас взвешивали на весах, которые сегодня можно встретить только на рынке — такие большие, железные, с гирьками. Бинты стирались, диализаторы не менялись, аппараты работали на износ. Однажды нас всех заразили гепатитом, но мы были рады тому, что вообще ходим на диализ, а значит имеем возможность жить. Мы боялись опоздать на пять минут, потому что иначе твое место тут же занял бы кто-то другой. Конечно, были такие, как судья Батожаргалов, который мог прийти на диализ в любое время и для него всегда был приготовлен резервный аппарат.
Недавно одна пациентка сказала, что такую еду, которую нам дают, даже ее собака есть не будет. Если бы можно было повернуть время вспять, то я бы показала ей, как мы несли с собой сумки бутербродов, потому что последняя маршрутка была в десять вечера, а подключиться к «искусственной почке» можно было только в два ночи. Утром — домой. Но это были пустяки, мы молились одной только возможности попасть на диализ. У меня перед глазами до сих пор стоят женщины из терапии, которые отекали и плакали, потому что мест на диализе для них не было, и они умерли.
Всем спасибо
— Думаю, нынешние пациенты, если не будут пропускать диализ, проживут очень долго. Они живут в удивительное время, когда на диализ может ходить каждый, кто в нем нуждается. Диализных центров в Бурятии стало больше, а условия в них отличные. Пациентов кормят, в некоторых центрах — возят. Благодаря региональному отделению общественной организации «Нефро-Лига» в этом году из республиканского бюджета всем нуждающимся начали выплачивать компенсацию за проезд, а кто как добирается до диализа — это отдельная тема. До недавнего времени я ездила вместе с жителем Истока Денисом Раховским, который забирал из Истока троих, а потом делал целый крюк, чтобы забрать меня из Тулунжи. После диализа всех развозил по домам, за что лично ему хочу сказать огромное спасибо. Сейчас езжу с пересадкой в маршрутке, вооруженная маской, перчатками, антисептиками, и меня просто возмущает, когда остальные, здоровые пассажиры, все это игнорируют.
Хочу сказать большое спасибо и.о. завцентром «Вита» Радику Хаматовичу Габдрахманову, нашему врачу Эржене Валерьевне Олоевой, которая не просто замечательный доктор, но и очень душевный человек. Я была поражена, когда она вместе с Надеждой Владимировной Ангадаевой, Натальей Владимировной Тогочеевой, Гомбо Борисовичем Долоновым пришла ко мне на новоселье. Для всех нас наш центр стал родным домом. Спасибо моему дорогому мужу Лубсану Гомбоцыреновичу Тапхаеву и всем, кто поддерживает, помогает и дает повод для оптимизма. Потому что мысли материализуются. Когда меня спрашивают, как у меня дела, я неизменно отвечаю — лучше всех, а если нет сил отвечать, то просто поднимаю вверх большой палец. Вот так.
