Мы продолжаем интервью с самым эпатажным политиком Бурятии Бато Багдаевым. На этот раз – разговор о нем самом.
– Бато, после появления статьи «Бурятские химеры» ты единственный, кто не побоялся назвать себя химерой. Почему?
– Я не вижу в этом ничего особенного и обидного. Весь бурятский народ – одна большая химера, совмещение несовместимого. Восточные буряты, западные, северные, южные – это совершенно разные люди с разными жизненными ценностями, языком, укладом. Если бы советская власть захотела, она бы могла создать из бурят два-три народа, и все было спокойно. Как представитель нескольких народов я это ощущаю очень сильно.
К примеру, с детства меня воспитывали, что все, что есть во мне хорошего, это от бурят, а все, что плохого – от русских. Совершу какую-нибудь проказу – бабушка сразу объясняла это тем, что это играет моя русская кровь. До 40 лет я так и думал. Сейчас, когда у меня происходит переоценка ценностей, считаю, что все, однако, наоборот. Открытость, искренность, прямота и смелость – это великорусские качества. А вот лень, консерватизм, закрытость – это проявление моих восточных генов.
– Как объяснить, что тебя все знали как Бато, а с некоторых пор ты стал Батодалаем.
– Мое появление на свет есть стечение очень сложных обстоятельств. Моя мать родилась в Аге, поступила в Чите в мединститут и упросила родителей снять ей квартиру. В этой квартире была русская семья, мой отец Павел Николаевич Захаров, бабушка Софья Сергеевна Матюшенко – хохлячка из Житомира. Для агинских бурят междунациональные браки были редким исключением. Родители с обеих сторон были против свадьбы, но вскоре появился я. Причем отец на тот момент уже ушел в армию. У матери были сложные роды, она попала в реанимацию, и так получилось, что меня вскормили русские женщины. Имя Бато мне дали русские медсестры, может, потому, что они никакого другого имени и не знали. Всегда, когда я приезжаю в Читу, я захожу во двор первого читинского роддома, где зарыто мое тоонто, и совершаю ритуал – катаюсь по земле, набираюсь энергии.
Когда меня начали регистрировать в сельсовете, бабушка была против имени Бато, потому что оно казалось ей слишком простым. Она решила назвать Батодалай по имени своего дяди – одного из первых комсомольцев округа. Фамилия и отчество у меня материно.
У моего отца другая семья, я и сейчас встречаюсь со своими голубоглазыми родственниками, братом Славой и сестрой Ириной, многочисленными племянниками. Вырос я в Аге в селе Цаган-Оль, на родине героя Советского союза Базара Ринчино, оперного певца-тенора Болота Бороева, предпринимателя Баира Тушемилова.
Помню, иду в 1 класс с другом, сыном чабана, который в садик не ходил. Хочу перед ним похвастаться и говорю: я очень хорошо знаю русский язык. Он спрашивает: а что ты знаешь?
– Я знаю два слова «здравствуйте» и «до свидания».
– Да, Батуха, говорит он, ты очень хорошо знаешь русский язык.
В институте я был Батодалаем. Но когда стал работать журналистом, ди-джеем, такое имя было слишком экстравагантным. Стал Бато. В рекламном ролике того времени звучало – «очаровательный ди-джей Бато». Вернулся к Батодалаю, когда в 2009 году начал работать у коммунистов. Они люди правильные, и называли меня так, как написано в паспорте.
– Бато, в 90-ые годы ты работал в Кингсбургере, но не поладил с хозяевами. Потом пришлось уйти из «Информ полиса», теперь от коммунистов. Ты не видишь в этом некую тенденцию?
– Бурлящая кровь метиса постоянно толкает бунтовать. В деревне вечно бунтовал против дедушки – бабушки. В школе – с учителями, директором, Баиром Жамсуевым, который был тогда секретарем Агинского Бурятского окружкома ВЛКСМ. В Кингсбургере я работал вместе с Германом Галсановым, Чингисом Раднаевым, Булатом Цыденешеевым. Мы могли бы просто тихо работать, но под моим руководством создали профсоюз, зарегистрировали его и, когда случился весь этот скандал с избиением работника, вместе в 2001 году ушли.
С «Информ полисом» была такая история. В «МК» в Бурятии» вышла статья, где в заголовке было слово «анальный». Статья была про экономику, но местные националисты почему-то увидели в этом оскорбление бурятского народа. Они написали ответную статью, принесли мне, и я как редактор это напечатал. Пресс-секретарь президента Капустин тогда жутко этим возмутился, стал настаивать, чтобы меня уволили. Потом разразился какой-то скандал с «Белым месяцем» на Ариг Усе и «Белым месяцем» на БГТРК. Я встал на сторону Ариг Уса, и после этого вынужден был написать заявление. Потом, кстати, долго не мог трудоустроиться.
Я, наверное, экстремист по натуре, мне нужен адреналин, революция, баррикады. Я должен был родиться в период революции. Эту внутреннюю потребность конфликта я нашел в юридической сфере. Вот где бесконечный конфликт, бесконечное противоборство.
– К какой нации ты ближе? С женщинами какой национальности ты строишь отношения?
– Я был страшно удивлен, когда однажды мой знакомый бурят признался, что не может спать с русскими женщинами чисто физиологически. Мне, например, одинаково комфортно и с теми, и с другими. Моей первой любовью была русская девочка Ирина Елисеева. Я думал, какая она красивая, такая беленькая, вся в веснушках. Считаю, что метисам легко, они могут быть и там, и там, как рептилии, жить и на суше и в воде. Где русские – могут быть русскими, где буряты – бурятом. Почему-то русские меня бурятом не воспринимают. А буряты воспринимают бурятом. Мне одинаково комфортно и с теми и с другими.
– А как ты думаешь, другим с тобой комфортно? У тебя есть жена, дети?
– У меня была и русская жена, и нерусская. После твоих статей глаза мои открылись, и я развелся. У меня есть сын 7 лет, он бурят и живет в другой семье. Это хорошо, что ребенок растет без меня, это моя вина, личные особенности характера. Я считаю себя плохим сыном, плохим папой. Короче, не создан я для семьи.
– Почему «химеры» вызвали такой ажиотаж?
– У людей, которых ты называешь химерами, все обострено. Плюс буряты – молодой народ, стремящийся найти свое место в мире. Это как у людей в подростковом возрасте, когда превалирует агрессивное самоутверждение к окружающим.
Статья действительно задела многих за самое живое. Когда ты сказала – хватит преференций, вы живете более чем прекрасно и у вас нет проблем – все это попало прямо в точку. Потому что все движение националистов направлено на то, чтобы сделать бурят исключительными, дать им какие-то преференции, вызвать непрерывный плач и стон по поводу себя. Советская власть сделала нас народом, дала территорию, язык, культуру, что еще нужно.
Как- то Олег Булутов сказал мне: «Я много думал, кто мешает бурятскому народу, и пришел к выводу, что главный враг бурятского народа – он сам».
Лично меня возмущает, когда отдельные личности с пафосом начинают говорить: буряты – великий народ. Мы обыкновенный народ, правда, сильно самовлюбленный. Есть анекдот про то, какой национальности был Ленин. Спорили русский, еврей, татарин и бурят. У всех свои доводы. У бурята оказался самый железобетонный аргумент: Ленин – бурят, шибко умный был человек!».
Сегодня считаю для бурят главное – перестать плакать и причитать, что их кто-то обижает. Кто нам мешает говорить на бурятском языке? Русские, что ли? Я специально прошелся по соцсетям – якутская молодежь, которая разбросана в своей Якутии на тысячи километров, говорят на родном языке. Также и у тувинцев. Помню, в Кингсбургер часто приходили студенты якуты и разговаривали между собой на якутском. Буряты не хотят разговаривать на бурятском, это их дело, ничего с этим не поделаешь. А вот стремление навязать свой язык другим народам – это абсурд.
Буряты не вышли из стадии родо-племенных отношений, а такие отношения – признак отсталости. Ну не стал бурятский общенародным языком, и что с того. Сегодня наш язык межплеменного общения – русский. Какие могут быть обиды, если 60 процентов депутатов Народного Хурала – это буряты.
Сегодня тема бурятского языка стала модной. Я не видел человека, который больше мечтал быть русским, чем Айдаев. Он принял крещение, получил новое русское имя и всю жизнь мечтал быть русским. Почему? Он думал, это поможет ему сделать карьеру. Много людей вокруг считает, что бурятская внешность мешает им делать карьеру. Женщины специально выходят замуж, чтобы поменять фамилию, к примеру, с Бадмаевой на Сухареву, делают пластику, обесцвечивают волосы и т.д.
– Бато, каким ты видишь свое будущее?
– Я живу одним днем. Мархаев был моим самым длительным проектом – 4 года. Я не знаю, что я буду делать завтра, кем я буду и где я буду. В студенчестве в 1993 году в Чите мне попалась книга лидера Демсоюза Валерии Новодворской «По ту сторону отчаяния». Тогда впервые появилось понятие демшиза – демократы-шизофреники, оголтелые демократы. Я прочитал книгу за один день. Приехал в деревню, начал читать бабушке, я плакал над эпизодом, где Новодворская разбрасывала с театрального балкона антисоветские листовки и обрекла себя на длительный тюремный срок. Я сильно ее жалел, плакал о человеке, отдавшего жизнь за счастье других, имевшего такую насыщенную жизнь. Бабушка спросила: почему плачешь? Отвечаю: как можно быть счастливым, когда кругом все несчастны? Она посмотрела на меня печально и тихо сказала: дурак.
– Бато, спасибо за беседу!
