В Бурятском драматическом театре состоялась премьера спектакля “Полет. Бильчирская история”. Нина Сахилтарова, побывавшая на спектакле, написала в своей статье дословно следующее (газета “Бурятия”, выпуск от 13 декабря 2016 г, http://burunen.ru/site/news?id=14934). “Показы премьерного спектакля «Полет. Бильчирская история» проходят при полных залах (одна из глав статьи так и называется “мест нет”) и “постановка особенно понравилась молодому поколению, большую часть зрителей составляли именно они”.
В тот же самый день на своем блоге Алдар Гунтупов (http://aldar-guntupov.livejournal.com/17241.html), также побывавший на спектакле, разместил статью на ту же самую тему, где написал следующее, кстати, предоставив в доказательство фото. Цитируем подпись под одной из фотографий: “Аншлага не наблюдалось, много мест пустовало“. Следующая цитата: “примерно половину зрителей составляли женщины пенсионного возраста – самые преданные поклонники театра, 30% – женщины от 35 до 55 лет, немного девушек – 10% и мужчин – также 10%, в основном пожилых. Естественно, все – буряты. К сожалению, юношей, молодых и зрелых мужчин я почти не увидел, что, конечно же, очень странно и должно иметь логичное объяснение”.
Закономерен вопрос – кто из двоих врет?
Поскольку взгляд последнего автора показался интересным, приводим статью Алдара Гунтупова полностью.
“Сходил намедни в Бурдрам на “Бильчирскую историю”. Я – не заядлый театрал, но жутковатый слоган: «И пока живы те, кто могут поведать эту историю, будет жить и память о тех, кто остался под водой», утопленница в пуантах и пачке на афише зацепили и заинтриговали меня. Решил посмотреть на очередное творение наших Товстоноговых и Немировичей-Данченко.
На подходе к Бурдраму появилось хурдэ. Ну наконец-то чинуши от культуры сподобились, дали добро на установку! Ха-ха! Небось перед этим консультировались, слали куда следует запросы:
– А не просматривается ли здесь призыв к сепаратизму, происки панмонголистов и махровый бурятский национализм?
Буддийский молитвенный барабан очень органично и уместно смотрится на фоне Бурятского драмтеатра. Всё правильно, так и должно быть – человек крутит хурдэ, читает молитву и с чистыми помыслами, очистившись от мирской скверны, идёт в Храм искусства.
Считаю своим долгом поблагодарить ребят, без помпы и шумихи, методом народной стройки установивших хурдэ. Вот они – настоящие мужчины, подлинные патриоты! Спасибо Вам!
Постоял в фойе, понаблюдал. Мимо, как-то странно и диковато покосившись на меня, прорысил Баир Дышенов.
Михаил Елбонов о чём-то беседовал с высоким, фотогеничным юношей, видимо, высмотрел зорким, намётанным взглядом новую кандидатуру на роль юного Будамшу. Саян Жамбалов сосредоточенный, весь погружённый в думы о предстоящем спектакле, поднялся по лестнице.
Очередь за наушниками для синхронного перевода. Нет, бурятский я знаю, просто решил подстраховаться на случай, если не пойму некоторые западнобурятские диалектизмы.
Несколько слов о половозрастном составе зрителей: примерно половину составляли женщины пенсионного возраста – самые преданные поклонники театра, 30% – женщины от 35 до 55 лет, немного девушек – 10% и мужчин – также 10%, в основном пожилых. Естественно, все – буряты. К сожалению, юношей, молодых и зрелых мужчин я почти не увидел, что, конечно же, очень странно и должно иметь логичное объяснение.
Перескажу вкратце содержание полуторочасового представления:
Спектакль поставлен по мотивам “Прощания с Матёрой” Валентина Распутина.
Поднимается занавес, на сцене – сельский сход.
Люди обсуждают слухи о переселении, особо не тревожатся, никто не верит, что Бильчир должен быть затоплен. То и дело слышатся сальные шуточки, песни, шутки-прибаутки, но вот появляется председатель (в исполнении Динганорбоева), под мышкой у него колесо – символ переезда.
Зачитывает постановление – всем выселиться к сентябрю 1961-го года.
Это уже не слухи. Делать нечего. Поворчав, посетовав, сельчане начинают готовится к отъезду.
Пьют самогон, поют народные песни, вспоминают молодость, прощаются с незатопленными ещё земляничными полянами и покосами Бильчира, в последний раз по привычке косят сено.
И всё же нелегко свыкнуться с мыслью о переезде: одна женщина белит печь, как-будто ей придётся зимовать в доме, другая ищет кошку, в предчувствии беды убежавшую из дома.
Появляется арба, доверху нагруженная чемоданами. На самый верх пирамиды из чемоданов по очереди вскарабкиваются девушки, оттуда они читают свои монологи. Арба то уезжает, то снова появляется из-за кулис, символизируя нерешительность селян.
На сцену в очередной раз выходит Динганорбоев, на этот раз действует коварно – назначает, предварительно запугав, ответственного из числа жителей, которому ничего не остаётся как агитировать за переезд.
Тем временем дома бильчирцев поджигают специально присланные бригады. По сцене клубится дым. Горит мельница, клуб, школа. Страшный пожар бросает кровавые отсветы на встревоженные лица.
По специальным шлангам на сцену прибывает вода, т.е. село начинают топить.
Актёры появляются, таща за собой на верёвочках бумажные кораблики. Забавная деталь – чем больше по габаритам актёр, тем больше у него корабль.
Вновь появляется председатель. Одна из жительниц пытается усовестить его, но тот при помощи шляпы душит её. Около минуты он таскает содрогающуюся в конвульсиях женщину по сцене, наконец тело жертвы обмякает, она задушена. Сцена символизирует убийство Родины-матери бездушной чиновничье-бюрократической машиной.
А вода всё прибывает и прибывает. Музыка из динамиков звучит всё сильнее и сильнее. Начинается хореографическая часть постановки. Актёры, поднимая тучи брызг, шлёпают по воде ногами, обутыми в резиновые сапоги, делают кульбиты, перевороты, перекаты, сложные па в стиле балета “Тодес”. Разбегаются и, опустившись на коленки, эффектно скользят метра 3-4, обдавая холодной водой передние ряды. Танцы на воде длятся 10 минут.
Вдруг громкая музыка смолкает. Становится темно. Бильчир затонул.
В полной темноте слышны голоса – это души умерших перекликаются, ищут друг друга в загробном мире.
Прожектора загораются и очерчивают контуры фигур, лиц не видно. Измученные души бильчирцев вознеслись и нашли упокоение на небесах.
Занавес! Жидкие, неуверенные аплодисменты.
Укажу на слабые места. Прежде всего это эклектичность, попытка охватить всё и сразу: тут и борьба старого и нового, когда молодёжь не желает жить в «пропахшем навозе Бильчире», могила Хангалова и перечень наследства его вдовы, биография Сахьяновой, репрессированные буряты и т.д. Логических связок и плавных переходов нет. Не успевает закончится одна сцена, как неожиданно следует другая, не вытекающая из первой, но и она не успевает как следует развернуться, тут же начинается следующая и т.д. Сама режиссёр – Сойжин Жамбалова отметила, что спектакль – «мозаика из фрагментов». Не знаю кому как, но мне было трудно и непривычно воспринимать разрозненные, плохо сцепленные между собой микросюжеты, “Манкурт” Юмова показался мне более цельным, органичным.
Спектакль перегружен символами, порой непонятными, вот девушка, держит в зубах апельсин и танцует. Что это значит?
Бог с ними с недочётами! Давайте зададимся вопросом:
– О чём спектакль? В чём его идейный посыл? К чему он призывает?
О чём? Да о страдании, горе и безысходности. На протяжении полутора часов смакуется трагедия бильчирцев, как им было невыносимо больно, тяжело покидать нютаг, где зарыты их тоонто.
В спектакле не показана победа добра над злом, справедливости над произволом. Деревенские жители не делают попыток отстоять свою землю, они безропотно подчиняются партийно-бюрократическому диктату.
Единственный вывод, к которому приходишь после просмотра спектакля:
– Тщетно противостоять государственной машине! Безропотно подчинись её воле, испей до дна горькую чашу страданий, не ропщи!
Подавленность, безысходность, страх перед надвигающейся катастрофой – главные лейтмотивы “Бильчирской истории”.
Спектакль получился упадническим, пессимистичным. Правильно было бы его назвать не “Полёт. Бильчирская история”, а “Потоп. Бильчиская трагедия”.
Вообще упадничеством-декаденщиной больна вся современная бурятская культура и искусство. Под упадничеством я понимаю пессимизм, неверие, разочарование, депрессивное восприятие действительности.
Возьмём кино. Вот Баир Дышенов в “Степных играх” показывает целую галерею слабаков, неудачников, маргиналов. Трудно назвать фильм, в котором алкоголик покончил самоубийством, конь застрелен, депутат и юноша избиты, жизнеутверждающим. Изобразительные искусства. Прославленный скульптор Намдаков не воспевает в бронзе физическую и духовную красоту бурятских людей, вместо этого он ваяет макроцефалов с рахитичными телами и кривыми ногами, женщин с плоскими лицами и еле различимыми глазами, горбунов, да карликов. Так для многих оскорбительно, карикатурно показывает он бурят.
Известный художник Зорикто Доржиев рисует бурят и опять – лица-лепешки, узкие, будто бритвой прорезанные глазки, идиотские гримасы, в общем, потешные, нелепые бурятцы. Да, мило, смешно, забавно, но не более. Чёткого идейного посыла, призыва к возрождению национального духа я в полотнах Зорика не вижу, они проникнуты созерцательностью, отрешенностью, бездеятельностью.
Кто-то скажет, что благодаря Намдакову и Доржиеву о бурятах узнаёт весь мир, но я вот не хочу, чтобы нас видели такими:
А литература? Новых романов, повестей о современной жизни бурятского общества не появляется. Бурятские писатели все без исключения ринулись писать о Чингис-хане, монгольских походах. Там – в золотом веке нашего народа черпают они творческое вдохновение. “Бегство к Чингис-хану”, говорит о глубоком разочаровании в окружающей действительности наших литераторов, в которой, по их мнению, нет героики, значительных сюжетов и интересных тем.
И даже придумать, создать яркий образ благородного, бесстрашного и справедливого бурята наподобие абрека Дато Туташхиа, цыгана Будулая и др. наши писатели не хотят и не могут.
В балете и опере мы имеем лишь изъеденные молью “Красавицу Ангару” и “Энхэ-Булат батора”, поставленных, вдумайтесь!, 70 и 60 лет назад, и всё. А где новые, отвечающие духу времени постановки, где новаторство, где поиски, где эксперимент? Как набившие оскомину мифические образы могут вдохновить современную бурятские молодёжь?
Бурятские оперные певцы, танцоры и балерины невероятно талантливы, но почему из года в год они вынуждены играть одни и те же роли?
Возьмите публицистику. Пишут ли журналисты-буряты о своём народе в позитивном ключе, призывают ли к труду, созиданию, покорению новых высот?
Нет! Уровень современной бурятской журналистики – выследить и заснять спящим известного политика, написать, что он якобы пьяный, обматерить, развернуть травлю, а затем выдать его праведный гнев и возмущение за неадекватность, хамство, агрессию.
Или разнести грязные сплетни о том, кто с кем спит, поругался, подрался, выставить на всеобщее обозрение частную переписку в сети, обсмеять, поглумиться, покопаться в чужом грязном белье. Вот он – стиль и неприглядное лицо бурятских СМИ! Этим промышляют нечистые на руку дельцы от журналистики.
Ну или вот Гармажапова – икона местных журналистов задаётся вопросом: “Что такое нарисовано циркулем?” и отвечает “Типичное бурятское лицо”, и далее о бурятах, что у них “лица, как будто их сковородкой ударили, то бишь форма круглая и никаких выпуклостей” и т.д.
Примечательно, что бред питерской журналистки был тут же подхвачен и растиражирован местными СМИ, как нечто выдающееся и глубокомысленное.
Карма всё-таки существует – Александру обозвали “Гармажоповой”.
Наша Саша, призывавшая бурят к самоиронии, вдруг почему-то не на шутку оскорбилась, закатила истерику. И характерно, что никто кроме незлопамятного бурятского народа, над которым она так едко посмеялась, так и не встал на её защиту!
Упадничество и застой коснулись и науки. Фундаментальных исследований в монголоведении и бурятиеведении в последние 25-30 лет не наблюдается. Учёных масштаба Т. Михайлова, Н. Егунова, Г. Галдановой, Ц. Цыдендамбаева не появляется. Идёт компиляция, перетряхивание, перекомбинирование изученного, напечатанного, процветает откровенный плагиат.
Академическая наука страшно далека, оторвана от народа, существует сама в себе и для себя. Каждый год выходят сотни книг, но бурятский народ, о котором, собственно, эти книги и написаны, даже и не подозревает об их существовании. Бурятские учёные не популяризируют научные знания, не просвещают свой народ.
Когда нужно “идти на баррикады” – спасать язык, культуру, поднимать национальное самосознание, всех этих профессоров, доцентов, аспирантов – специалистов по бурятскому языку, истории, этнографии словно сдувает ветром, их не слышно и не видно – так силён в них атавистический страх перед новым 37-м годом, так дрожат они за свои места, зарплаты и привилегии.
Всё вышесказанное относится также к музыке и поэзии, просто я не хочу утомлять ваше внимание, приводя известные всем примеры.
Но если бы только упадничество! Бурятскую культуру разъедают и другие язвы-напасти.
Например, Ёхор-мохор – ничем немотивированный сверхоптимизм, наигранная, неестественная жизнерадостность, щенячий восторг, лакировка действительности. В этом ключе в последнее время проводится Алтаргана. Смейся, пой и пляши, бурят, но не спрашивай, почему так тяжела и беспросветна твоя жизнь, не задумывайся над тем, кто грабит твою землю, убивает твой язык, не задавай лишние вопросы, не ищи правды!
Ёхор-мохор очень нравится наговицыну, ВАРКовским старикашкам, Тимуру Цыбикову, смолякам да чепикам, из правительственных лож они умилённо смотрят, как пляшет такой радостный и счастливый полуидиот с блаженной улыбкой на устах в дэгэле с энгэром:
– Ушо хатарыш! Ябо, ухэ хатарыш!
Другие ударяются в символизм, эстетизм, выходящие за пределы понимания простых смертных заумные, многослойные фильмы, абстрактные картины и т.д. Там где нужно говорить простым, ясным языком они всё усложняют, показывают через символ, метафору и т.д. Этим грешат всё те же “Степные игры”.
Третьи уходят в мещанско-бытовую тематику, мелкотемье, примитивизм, пошлость, яркий пример чему – журнал “Байкал”. При всём уважении к тактичному и интеллигентнейшему Булату Аюшееву читать там особо нечего. Иногда удивляешься о какой чепухе пишут, какие незначительные сюжеты разрабатывают авторы. Что же поделать, если талантливых писателей на литературном горизонте не появляется, а неуёмные графоманы – по большей части мающиеся от безделья пенсионеры заваливают редакцию своими рукописями?
Вернёмся к Бурдраму. Разве “Бильчирская история” – исключение? Нет, она – лишь логичное звено. Вспомним последние постановки, например, “Манкурта”. В спектакле вновь смакуются страдания – безутешное горе матери, амнезия героя, мытарства народа под игом чужеземцев, опять безысходность, страх, слабость. Деспот и угнетатели не наказаны, правда бессильна, рабские оковы не сброшены.
И разве можно считать Манкурта отступником и изменником, как пытается внушить нам это Юмов? Да, он забыл свой народ, стал слугой захватчиков, но сделал это не в результате осознанного морального выбора, а после жестокой операции, по сути, лоботомии. Язык не поворачивается назвать инвалида предателем, он вызывает не праведный гнев и презрение, а жалость и сострадание.
Или, например, “Ветер минувших времен”: злой рок гоняет бурят как перекати-поле из одной страны в другую, их посылают как пушечное мясо под орудийный и пулемётный огонь, грабят белые, репрессируют и расстреливают красные, они – пешки в большой политической игре, несчастного Гармаева в финале ставят к стенке.
И вот логичная в этом ряду спектаклей-плачей – “Бильчирская история”.
Я даже не удивлюсь, если через полгода выйдет спектакль, скроенный по тем же лекалам, в том же духе, скажем, под названием “Провал” о гибели кабанских сёл в 1862 году. И мы увидим как будут метаться по дрейфующим льдинам кабанские буряты, уходить под воду их юрты и скот, будет раздаваться стон и плач на всю Цаганскую степь и т.д.
Или “Побег”, как в 20-е годы буряты побегут к монгольской границе, где их встретят пулемётным огнём цирики Чойбалсана, вновь будет слышен стон и плач и т.д. и т.п.
Можно много придумать вариаций – “Пожар”, “Погром” и др., главное, чтобы в финале раздавался стон и плач обездоленных бурят.
Теперь становится понятным, почему вы не увидите молодых мужчин, юношей в стенах Бурдрама. Человек трудоспособного возраста, со здоровой психикой и оптимистичным взглядом на жизнь не пойдёт на спектакль об утопленниках, не вдохновится видом беспомощного, рыдающего мужчины.
Он разочарованно протянет: “Опять смерть, убийства, страдания. Надоело!”
Что за напасть? Почему режиссеры, как-будто сговорившись, без конца показывают мучения и беспросветность? Почему никогда не выведут образ сильного, решительного, волевого мужчины, воина, героя, лидера, хозяина своей земли? Отчего не воспевают ум, красоту и достоинство бурятской женщины? Почему с их подачи мы – бурят-монголы всегда должны быть на вторых ролях, жертвами, пассивными и ущербными, надломленными и рефлексирующими, несчастными и стенающими, всегда терпим поражение?
Почему?
Откуда надлом, пессимизм у творческой интеллигенции?
Всё от того, что наши художники сами внутренне несвободны и морально слабы. Комплекс младшего брата, ведомого, но не лидера с детства вдалбливался в их сознание, и, боюсь, навсегда укоренился в их душах. Как плохое семя, никогда не даст хорошие всходы, так и слабый, надломленный человек не сможет создать жизнеутверждающие произведения искусства. Он всегда будет избегать острых тем, сглаживать углы, как бы чего не наговорить крамольного, как бы не навлечь на себя гнев и подозрения, как бы не прослыть оголтелым панмонголистом и т.д. В итоге мы имеем, то что имеем: выхолощенное, бессильное искусство, упадочную культуру.
Во-вторых, куда бы не поглядел бурятский художник, повсюду он видит неприглядную картину нищеты и разрухи, ощущает удушающую атмосферу потаповско-наговицынского безвременья, бурятского застоя, который длится вот уже как 30 лет. И неудивительно, что в душе его навсегда поселяется пессимизм, неверие в перемены к лучшему, глубокое разочарование в окружающей действительности, которые по слабости душевной он не может преодолеть. В свою очередь мрачное мировосприятие неизбежно проецируется, накладывает отпечаток и на его творчество.
В итоге кто-то без оглядки бежит в золотой век монголосферы, кто-то разочарован и не находит в своей палитре красок кроме чёрной и серой, кто-то в насмешку лепит уродцев из Кунсткамеры, другие, запершись в башне из слоновой кости, обрубив связи с народом, создают заумные, не для средних умов “шедевры”.
Пожалуй, одним из немногих, кто творит в позитивном ключе является Солбон Лыгденов. Его искусство – жизнеутверждающее, его язык – прост, доступен и понятен каждому. Потому-то и пришёлся многим по душе “Булаг”, что главный герой картины сумел преодолеть свои слабости, вышел победителем из непростой жизненной ситуации, и я нисколько не сомневаюсь, что следующий проект – “321-я”, воспевающий воинский подвиг уроженцев Бурятии, также обречён на успех.
Я никого не хочу обидеть, отношусь с глубокой симпатией к Жамбаловым, действительно, творческой, уважаемой бурятским народом семье, но всё же хочу отметить, что на сегодня:
Бурдрам – это театр с очень сильным актёрским составом, но слабым репертуаром.
Эпохальных, великих постановок, которые станут откровением, перепашут душу, даже зрелого человека, заставят пережить пресловутый катарсис-перерождение, будут проникнуты пафосом жизнелюбия, верой в силы и возможности людей, наш зритель пока, к сожалению, не увидел. И я не преувеличиваю. О своём нежелании играть в слабых, бездарных постановках говорили сами актёры в 2011 г., когда труппа театра написала коллективную жалобу на своего худрука министру культуры.
Заканчивая критический обзор, призову нашу творческую интеллигенцию:
– Долой упадничество из бурятской культуры!
– Да здравствует жизнеутверждающие, животворящее искусство!
Не тратьте своё время и талант на чернуху, не идите по тупиковому пути декаденщины, создавайте подлинные шедевры – оптимистичные фильмы, полные света и ярких красок полотна, реалистичные скульптуры, красивую музыку и песни, книги и пьесы о сильных и благородных героях! Именно они как никогда востребованы нашим обществом, именно их ждут от вас бурятские читатели, слушатели и зрители!
