Вялотекущие дебаты о грядущей пенсионной реформе несколько разбавили новости из Польши, где тоже полным ходом идущая пенсионная реформа подняла страну на дыбы. После того как пенсионный возраст там повысили до 67 лет для всех, год назад поляки добились его снижения для мужчин до 65 лет, для женщин – до 60. Дошло до многотысячных пикетов и демонстраций, в процесс вмешался президент Аджей Дуда, наложивший вето на решение партии. Интересно, что в этом плане президенту Дуде пришлось буквально наступить на горло собственной песне, поскольку закон был принят партией, которая и выдвинула его на выборы.
Сенсация заключается еще и в том, что этим летом митингующие вышли на улицы, защищая не собственный пенсионный возраст. Поляки протестуют против реформы, касающейся изменения пенсионного возраста польских судей, которым правительство решило не повысить, как всем, а наоборот урезать предельный пенсионный возраст с 70 до 65 лет. Вместо того, чтобы с понедельника с радостью уйти на пенсию и больше ни о чем в жизни не беспокоиться, как сделали бы у нас, председатель Верховного суда Польши Малгожата Мария Герсдорф, отметившая 65-летие еще в прошлом году, топнула с высокой трибуны ногой и сказала, что она никуда не уйдет. Вместе с ней фактически то же самое сделали еще 10 судей Верховного суда Польши, что вообще не уместилось в понимании российского юридического сообщества. Все эти действия высокий судейский ареопаг сопровождал пламенными речами об основах польской Конституции и демократии, и 50-тысячная (!) толпа у президентского дворца, судя по всему, была полностью с этим согласна.
Вопрос «до какого возраста можно работать судьей и как будет лучше для жизни», в каждой стране решается по-разному, и в решении своем каждая страна исходит из собственных реалий. К примеру, российские таковы, что судья, отработавший полный судейский стаж (20 лет) или не менее 10 лет при наличии 25 лет иного юридического стажа, имеете право на пенсию в размере 4/5 от заработной платы. Поскольку суммы таковы, что назвать это пенсией не повернулся бы даже сухой канцелярский язык, именуется это ежемесячным пожизненным содержанием судей, ушедших в отставку (сокращенно — ПСС). Если посмотреть на складывающуюся в последнее время практику в органах судейского сообщества Бурятии, то на ПСС отправляются люди в возрасте немного за 40, вполне еще себе активные, инициативные и способные приносить пользу родине. Специалисты прогнозируют, что грядущая реформа по территориальному разделению судов на апелляционные и кассационные инстанции также отправит на ПСС немало судей, что ляжет дополнительной финансовой нагрузкой на российский бюджет.
Впрочем, вопрос состоит также в том, кого брать в судьи. Если раньше практиковался «забор новой крови» вообще из юридической среды, то есть адвокатов и правоохранительных органов (бывший председатель Верховного суда Бурятии Анатолий Хориноев пришел из адвокатов), то последние годы система начала производить саму себя. В судьи пачками назначались люди из секретарей и помощников судей. С одной стороны, обвинить такого судью в связях с правоохранительными органами, адвокатскими кругами и прочими участниками судебных процессов уже не получится. С другой — шагнувший с юрфака в судейские помощники молодой человек вряд ли может похвастаться житейским опытом, без которого судить людей, наверное, неправильно.
Каким все-таки должен быть предельный пенсионный возраст наших судей, если председателю Верховного суда России Вячеславу Лебедеву на этой неделе исполнилось 75 лет, а многолетние разговоры об отставке и предельном возрасте пока так и остаются разговорами? Может, преследуя цель экономии бюджета, есть смысл обратиться к американскому опыту, где федеральные судьи назначаются с согласия сената пожизненно и отправляют правосудие, как правило, до своего естественного конца в прямом смысле этого слова.
К примеру, скончавшийся несколько лет назад в США старейший американский судья Уэсли Браун умер в возрасте 104-х лет, причем ходил на работу до последнего и имел славу справедливого судьи. Даже когда он почувствовал себя плохо и был помещен в больницу, Браун не прекратил работать. Сотрудники судебной канцелярии приносили ему на рассмотрение документы практически каждый день. Единственное, что сделал Браун, перестал брать новые уголовные дела, потому что боялся, что не доживет до приговора. Примечательно, что Браун практически не давал интервью, объясняя это тем, что давать интервью в 70 было интересно, в 80 — полезно, а в 90 стало уже ни к чему. В самом деле, когда тебе 90 лет и есть любимая работа, уже не нужны ни деньги, ни друзья, ни интервью, никакие прочие радости, до которых так охоча молодежь. И лучшего метода борьбы с коррупцией тут вряд ли придумаешь.
