Фото Т. Никитиной
События, развернувшиеся в последнее время в семье известного улан-удэнского предпринимателя Евгения Жидовецкого, потрясли многих. Иски по поводу дележа наследства наводнили суды Бурятии сразу после смерти предпринимателя, поражая все новыми подробностями, объяснить которые стороннему человеку бывает непросто.
Последний иск супруга предпринимателя Елена Валерьевна Жидовецкая предъявила престарелым родителям своего мужа, в котором потребовала оплатить расходы на лечение и похороны Евгения Жидовецкого. Мы встретились с Верой Николаевной и Владимиром Евгеньевичем Жидовецкими, чтобы попытаться понять, как такое вообще могло произойти.
— Вера Николаевна, Владимир Евгеньевич, извиняемся за то, что вынуждены задавать такие вопросы, но происходящее давно вышло за пределы частной жизни вашей семьи. Скажите, как вы познакомились с Еленой Валерьевной, как жили все эти годы и чем вызван этот нелепый иск?
Владимир Евгеньевич: — Мы коренные горожане, здесь родились, выросли, прожили трудовую жизнь, вырастили детей, нас все знают. Здесь похоронили своего старшего сына, который был для нас отрадой, гордостью, надеждой, и потому все происходящее воспринимается нами сейчас, как страшный сон. Будь Женька жив, он никогда не допустил бы такого. Он всегда был на высоте. Учился только на «отлично», шел на золотую медаль. Когда в 8 классе школы №14 один преподаватель поставил ему «четыре», он просто сказал, что дальше учиться в этой школе не будет, для всех учителей это было шоком. Поступил в лесопромышленный техникум на механика, потому что ездил со мной за рулем с 8 лет, души не чаял в машинах. После армии поступил на только что открытый механический факультет технологического института. По распределению попал в транспортный отдел «Буркоопсоюза», к Леониду Бляхеру, с которым сначала организовали станцию техобслуживания, потом начали поставлять в Бурятию легковые автомобили. Кстати, их судьбы в чем-то оказались похожи. Бляхер тоже безуспешно лечился в Израиле и умер немного раньше Жени.
Вера Николаевна: — Женя с Леночкой поженились в 1987 году. Свадьбу, как и положено, делали мы. Появились внуки — Вовочка и Янка, и никогда у нас не было ничего плохого, никаких скандалов или чего-то такого. Леночка всегда называла меня мамой. Не раз мы встречались со сватьей, она нас чаем поила, и никогда мы слова поперек не сказали. За всю жизнь не было ничего такого, что можно было бы поставить нам в укор. Все изменилось, как только Женя умер и возник вопрос о наследстве. Однажды после похорон невестка пришла к нам вместе с внуками, села рядом на диван и сказала: а зачем вам деньги? Мы все от такого вопроса растерялись — почему она такое спрашивает? Я так ее и спросила: почему ты спрашиваешь про деньги, у нас пенсия 14 тысяч. После того как я так сказала, она вскочила и убежала. Моя дочь, приехавшая на похороны Жени из Израиля, начала разговаривать с внуком, который полный тезка нашего дедушки — Владимира Евгеньевича, пыталась что-то узнать, но мы так и не поняли, что произошло.
— Елена Валерьевна предъявляет вам как наследодателям расходы на лечение вашего сына, словно эти расходы были сделаны им в долг и теперь кредиторы требуют возврата денег. Вы что-нибудь знаете об этом? Извините за вопрос, а почему расходы на похороны Евгения Жидовецкого невестка также вменяет вам солидарно вашим долям вступления в наследство? Не кажется ли вам, что если бы человек не был уверен в том, что выиграет этот суд, он бы не пошел на такие нелепые требования?
Владимир Евгеньевич: — Свою болезнь Женя, конечно, от нас поначалу скрывал. Когда скрывать было уже невозможно, стал чаще у нас бывать. Целый год он жил в Израиле, ему там сделали операцию. Естественно, что все расходы он оплачивал сам, ни о каких долгах не могло быть даже и речи. Он был в твердой памяти, сам за себя платил, и Леночка все это видела, знала, потому что на лечение они ездили вместе. Когда я его провожал в последний раз, он даже не дал мне нести свой чемодан, сам понес.
Вера Николаевна: — Леночка ни одного дня не работала, и все это знают. Все, что у них есть, сделано усилиями моего сына, которого в республике все знали и уважали. Только на похороны пришли около 300 человек. Никто тогда не делил — это ваше, это наше, как и положено, похороны взяла на себя семья, мы были вместе. Но все, что началось потом, быть нам вместе уже не позволило. 40 дней и другие поминки по Жене мы провели отдельно, отношения, конечно, испортились. Но даже в самом страшном сне мы не могли предположить, что все может дойти до такого. Каждый раз, когда с экрана телевизора показывают автоцентр на Шаляпина, я вижу фамилию Жидовецкого, у меня льются слезы. Я спрашиваю: за что невестка так с нами поступила?
— А были какие-то попытки договориться, встретиться, все обсудить, прекратить все эти юридические войны?
Вера Николаевна: — Нам обоим по 77 лет, как и о чем мы должны с ней договариваться? Младший сын рассказывал, что сразу после похорон она пришла на предприятие, зашла в Женин кабинет и сказала, что директором там будет она. Был как-то православный праздник «Прощеное воскресенье», раздался звонок, звонила Лена. Она сказала: мама, сегодня праздник такой, ты прости меня. Я, конечно, тоже сказала, прости и ты меня, доча. На этом наш разговор и закончился. Через неделю приходит внук, обнимает меня и говорит, что надо подписать бумажку, а за эту бумажку он отдаст мне квартиру. Я ничего подписывать не стала, больше их не видела, а когда нам принесли этот иск, мы потеряли дар речи. Для нас это была такая страшная новость, которая нас убила больше, чем смерть сына.
Владимир Евгеньевич: — Мы в жизни никогда не были в суде, и вот после смерти любимого сына мы должны идти судиться с невесткой… Если бы это не было правдой, в это невозможно было бы поверить. Я хочу прийти в суд и только спросить у нее: за что ты нас так опозорила? Неужели ей действительно нужны эти 145 127 рублей 38 копеек с каждого из нас, которые она нам сейчас предъявляет? Неужели даже в память о Жене нельзя заставить себя остановиться и не переходить ту черту, которую переходить нельзя?
