На фото: Людмила Намсараева, Антон Лубченко
Новость о том, что бывшего художественного руководителя Приморского театра оперы и балета Антона Лубченко обвиняют в финансовых злоупотреблениях и превышении должностных полномочий, всколыхнула воспоминания о не столь далеких театральных буднях в нашем театре оперы и балета. До того, Антону Лубченко надели наручники в аэропорту Санкт – Петербурга и доставили во Владивосток, он успел поработать в Бурятском оперном, где оставил о себе недобрую память. После обвинительного приговора худрука бурятской филармонии Натальи Улановой произошедшее с Лубченко уже не кажется простой случайностью. А потому мы встретились с экс – директором Бурятского театра оперы и балета Людмилой Намсараевой, чтобы попытаться разобраться, какое отношение художественный руководитель имеет к деньгам, что происходит в наших театрах и почему деятели культуры все чаще попадают в неприятные истории?
– Людмила Николаевна, ваш стаж в должности руководителя республиканских театров без малого 17 лет, и кому как не вам объяснить следующее. Худрук Уланова совершила преступление, когда по совместительству замещала в филармонии должность директора и, по ее собственному признанию в суде, плохо разбираясь в бухгалтерии, не понимала, что делает. Если судить по информации в СМИ, худрук Лубченко в Приморском театре вообще единолично распоряжался финансами, то есть платил зарплату артистам, арендовал им квартиры, заказывал реквизит. Вопрос – если в театре есть худрук и директор, то кто за что отвечает? Правильно ли, что директор и худрук делят полномочия, как вы делили их с тем же Антоном Лубченко, хотя сам Лубченко не раз заявлял, что в театре должен быть один руководитель – это худрук, которому никто не должен мешать.
-Когда-то я была инициатором введения в театре оперы и балета ставки художественного руководителя. До этого был главный режиссер, руководитель балета, директор. В театре русской драмы, где я тоже работала, существовали должности директора и главного режиссера. Смысл внедрения в театрах института художественного руководителя состоял в том, что у директора и худрука разные задачи, но общие цели. В государственных бюджетных учреждениях, где я работала, полномочия директора и худрука строго регламентировались в должностных обязанностях. На плечах директора – финансовые, законотворческие, социальные и кадровые вопросы развития коллектива, он также управляет зданием и имуществом театра. Если директор заключает договор, то худрук обеспечивает разработку и выполнение обязательств по этому договора, качество репертуара, несет ответственность за творческие и экономические результаты работы коллектива. Именно директор несет ответственность за рачительное и правильное расходование финансовых средств, а не худрук.
В случае с Приморским театром оперы и балеты надо понимать, что он был создан только в 2013 году, построено шикарное здание, создавался коллектив. Создание театра оперы и балета с нуля – классический пример, когда богатое и мощное государство может позволить себе на неблагодатной в кадровом смысле почве вырастить урожай. Оперный театр – это огромный коллектив артистов оркестра, хора, балетной труппы, солистов, в общей сложности до 300-400 человек. Заложить этот базовый фундамент в крае, где такого театра никогда не было, можно только с помощью приглашенных со стороны артистов, что создает в первую очередь невероятные нагрузки на бюджет края. Возможно, по этой причине худрук Лубченко, раз он распоряжался финансами, одновременно исполнял там и функции директора, хотя для такого огромного театра все –таки необходимо разделение полномочий.
– Наверное, в коллективе под 400 человек нужны и директор, и худрук, но скажите, зачем директор и худрук в бурятской филармонии, где на сегодня едва работает человек 10?
– В свое время я работала замдиректора бурятской филармонии, которую возглавляла Галина Петровна Кулагина. Тогда у филармонии был собственный симфонический оркестр, эстрадные, народные, творческие, хоровые студии, ансамбли, с помощью которых мы вели широкую просветительскую деятельность, выезжали в школы, вузы, заводы. Собственно из стен филармонии вышли многие известные в республике творческие коллективы. Сейчас коллективов при филармонии нет, осталась только администрация, которая ведет деятельность, больше похожую на продюсерскую. Приезжают звезды, им просто предоставляют помещения за плату, вот и все. Есть, конечно, фестивальная деятельность, но фестивали в Улан-Удэ идут 5-6 дней в году, а что делает коллектив в остальное время?
Примерно с 2011 года поменялся характер деятельности наших учреждений культуры, они стали автономными, взяли курс на коммерциализацию в условиях рыночной конкуренции, зарабатывания средств по примеру мировой практики. Но как это все существует в мире? Например, в США театры и оркестры на 95 процентов финансируются из благотворительных и негосударственных фондов, участниками которых являются владельцы крупных промышленных и сельскохозяйственных корпораций, банков, строительных компаний. Участие государства в культуре таким образом составляет 5-10 процентов. На постоянной оплате труда содержатся в основном базовые коллективы – оркестр, хор, балетная труппа, технические обслуживающие цеха. Звезды мировой оперы ангажируются, приглашаются из других театров и стран мира, предоставляя возможность зрителям услышать звезд первой величины. Управляет бюджетом театра попечительский совет, который, кстати, и нанимает на работу и директора, и художественного руководителя. В Европе театры развиваются в основном при поддержке государства. У нас попытались создать нечто среднее под названием автономия, но в условиях несовершенства законодательства, непрозрачности использования государственных средств, возникает масса проблем, чему мы все свидетели.
– В вашу бытность директором в оперном автономии еще не было, а заявлений о коррупционных проявлениях Антона Лубченко уже тогда звучало немало. В чем вы видели эти злоупотребления?
– Мы работали в государственном бюджетном учреждении, где все средства подлежали жесткому бюджетному контролю. Как директор я отчитывалась за каждую копейку, за целесообразность потраченных средств, поэтому, когда в театре появился Лубченко и начал транжирить эти средства, вместе с министром Цыбиковым заставлять меня оплачивать эти расходы, я сразу поняла, что рано или поздно все это закончится уголовным делом. 25-летний Лубченко, без соответствующего опыта административной работы, элементарных знаний бюджетного законодательства с легкой руки министра культуры получил в полное распоряжение весь профессиональный и кадровый состав артистического и художественного персонала, здание и деятельность бурятского оперного театра, бюджет симфонического оркестра на 2011 год, которым начал распоряжаться, как собственным карманом.
В театр начали приглашаться молодые и совершенно неизвестные постановщики на баснословные по нашим провинциальным меркам гонорары. В репертуаре театра есть спектакль «Лебединое озеро». Однако Лубченко пригласил из Москвы репетитора, который за 70 тысяч рублей (!) ставит концертный номер «Лебедь» длительностью 3,5 минуты. Пригласил пианистку из Германии, которая точно также делает один номер, читает детскую сказку с листа, и получает за это 40 тыс. рублей, не считая транспорт и проживание в гостинице. В 2010 году под нажимом министра культуры Бурятии Цыбикова миллион рублей из доходной части бюджета были израсходованы на приглашение «разовых» музыкантов для выступления на организованном Лубченко музыкальном фестивале. В следующем году уже министерство выделяет на то же самое из госбюджета 1,5 млн. рублей, тогда как мы неоднократно поднимали вопрос о повышении оплаты труда наших музыкантов и артистов.
– Но вы же сами сказали, что в США артисты не сидят на зарплате, а разъезжают по разным театрам, и это нормально. Сам Лубченко был известен тем, что половину рабочего времени тратил на разъезды по разным городам и странам, где дирижировал концертами.
– Работая в Бурятии, Лубченко ежемесячно отсутствовал на рабочем месте до 20 рабочих дней (!), при этом принуждая работников театра, ведущих контроль и учет рабочего времени, ставить ему «семерки» в табеле, то есть получать таким образом полную зарплату. Вместо себя он оставлял приглашенного из Украины (сам Лубченко тоже из Украины) ассистента дирижера, альтиста, который, не имея дирижерского образования, проводил с артистами репетиции. В одном интервью тех лет Лубченко совершенно откровенно поделился, что однажды «умудрился прорепетировать с тремя оркестрами в разных концах страны: утром в Улан-Удэ, в обед в Москве и вечером в Питере. Можно только подивиться такому трудолюбию, но, подписывая договор с министерством культуры Бурятии, Лубченко обязался исполнять должностные обязанности худрука в полном объеме, за что и была ему начислена зарплата в 60 тыс. рублей (50 тыс. – за исполнение должностных обязанностей худрука и 10 тыс. за дирижера). Плюс за каждый ежемесячный симфонический концерт Лубченко получал от 30 тыс. рублей и выше дополнительно, плюс гонорар за постановку каждого нового спектакля, например, за постановку «Энхэ- Булат Батор» мы выплатили Лубченко 250 тыс. рублей.
Если бы Лубченко работал в американском театре, существующем на частные деньги, подотчетный попечительскому совету, с него бы давно спросили, а почему театр должен оплачивать зарплату худрука в то время, когда худрук дирижирует оркестрами других театров и наверняка не бесплатно? Почему театр должен оплачивать Лубченко транспортные расходы по этим поездкам, которые опять же ежемесячно обходились театру в сотни тысяч рублей? Почему театр должен арендовать Лубченко квартиру на Арбате за 15 тыс. рублей (по ценам 2010 года), если он в ней половину времени не живет? Почему расходы на фестивали Лубченко оцениваются в миллионы рублей, а доход от продажи билетов составляет только десятки тысяч? Проблема в том, что в отличие от американских в наших театрах за все платит государство, что означает, следить за этим некому, и такая ситуация по всей стране. Если распорядитель бюджетных средств минкультуры не считает необходимым контролировать эти вопросы, то о чем тут можно говорить.
– А как же быть с автономией, с курсом на зарабатывание и победоносными отчетами минкультуры, что собственные доходы театров растут, а, стало быть, и растет ответственность за потраченное?
– У нас есть частные театры – театр Константина Райкина, Джигарханяна, но их можно пересчитать по пальцам и все они в богатой Москве, где действительно затраты окупаются. Давайте на примере того же оперного посмотрим, сколько зарабатывают наши театры и сколько тратят. Доходы театра – это не только проданные билеты на спектакли, но и сдаваемый в аренду зал. Когда нам каждый раз говорят о театральных доходах, подозреваю, что сюда входит также оплата за аренду залов, но ведь театры вообще-то не имеют к этим залами никакого отношения. Это республиканские помещения, за эксплуатацию которых театры получают деньги, которые должны быть переданы в республиканский бюджет. Знаю, что в других регионах эти доходы театров поступают в бюджет, и уже бюджет направляет в соответствующие учреждения средства для оплаты за содержание здания.
Есть другой момент. Организация, заключающая с театром договор аренды, насколько я знаю, платит с этого какой-то налог, что невыгодно. Тогда заключает договор о совместной деятельности, мероприятие проводится, выпускаются билеты, которые даже могут продаваться. Доход делится пополам, в документах дирекции театра указывается, что проведен спектакль, и вы никогда не проверите, что там на самом деле в этот день было. Тем не менее, если считать, что в среднем в аренду театральный зал сдается примерно 5 раз в месяц по цене 100 тысяч рублей, то только в оперном получается 6 млн. в год, в русском драме – пусть тоже 6 млн., столько же – в бурятском драматическом, плюс 3 млн. рублей – в филармонии, плюс немного из училища имени Чайковского. В среднем – 40-50 млн. рублей, не такая уж, согласитесь, и маленькая сумма.
Другой вопрос. При оперном театре сегодня создана детская студия Морихиро Ивата для развития детского творчества, что есть дело хорошее. Но опять же – если дети будут заниматься в балетном зале театра, есть ли договор аренды на использование этого зала. Как это все будет согласовываться с занятиями балетной труппы. Самое главное, профессиональный уровень Морихиро Ивата без сомнения очень высок, так почему бы его не использовать в хореографическом училище, где готовят будущих дипломированных артистов.
– Когда Константин Райкин призывал приватизировать театры, он говорил, что его «Сатирикон» зарабатывал 80 процентов от того, что давало ему на тот момент государство, предъявляя взамен массу ограничений. А сколько зарабатывают наши театры?
– По тем нормативам, которые действовали в оперном театре при мне, в год театр должен давать 280 спектаклей. Из 700 мест в зрительном зале возьмем среднюю наполняемость в половину (350 мест), умножим на стоимость билетов по средней цене 400 рублей, у нас получится примерно 40 млн. рублей дохода от театральной деятельности. Какой расход? 400 человек с зарплатой в среднем по 20 тыс. рублей, умножаем на 12 месяцев – уже 96 млн. рублей. Из бюджета оплачивается содержание здания, коммуналка, которые съедают огромные суммы. Содержание того же русского драматического театра, построенного при артистической труппе в 40 артистов с таким размахом, какой здесь совершенно не нужен, поражает своей непродуманностью. На авторские отчисления (авторское право) идут примерно 8-12 процентов от бюджета театра. Люди, которые распространяют билеты, получают примерно 10-15 процентов от суммы продаж. Примерно 3-5 процентов идет на рекламу. Плюс транспортное хозяйство, бензин, текущий ремонт, срочный ремонт костюмов. Отдельно из бюджета выделяются деньги на командировочные, оплата жилья, на постановку новых спектаклей. На новый спектакль «Красавица Ангара», к примеру, по информации СМИ, решено выделить 18 млн. рублей.
Подводя итог – в среднем затраты на оперный оцениваются в 150 млн. рублей, а доход от деятельности, не считая аренды, 40-50 млн., то есть в три раза меньше. Но если наши театры целиком существуют за счет бюджета, то и спрос за бюджетные деньги с них должен быть особым. На сегодня, когда исчезли нормы труда и финансирования, идет игнорирование уставной деятельности театра – многие вещи труднодоказуемы. Когда Лубченко пришел в наш театр, он вообще отменил все спектакли и заявил, что все это отжило свое, отныне у нас будут только фестивали.
– Известно, что созданный в Приморье театр оперы и балета обошелся краю в 340 млн. рублей годовых, после чего местные депутаты назвали театр могильщиком культуры Приморского края. Масштаб трат на командировки, постановки и прочие дела породил скандал с Лубченко, уголовные дела. Как результат – с 1 января 2016 года театр перевели на федеральный бюджет и сделали филиалом Мариинского театра во главе с худруком Валерием Гергиевым. Как вы считаете, если Бурятский театр оперы и балета тоже станет филиалом какого-либо федерального театра, а бурятская филармония – филиалом театра оперы и балета, это поможет в решении проблем эффективности расходования бюджетных средств?
– С одной стороны, проблемы современной культуры, не столько в подчиненности, сколько в несовершенстве законов. С другой – в людях, исполняющих эти законы, их морально – этических качествах, которые отвечают сегодня за культуру. В культуру пришли может и талантливые, но необычайно дерзкие и безнравственные молодые личности, нацеленные на карьеру любой ценой, самопиар, гламур и сиюминутные эффекты.
– Спасибо за беседу!
