Фото Т. Никитиной
Пик популярности тележурналиста Андрея Бутюгова, которого сравнивали то с Доренко, то с Невзоровым, пришелся на далекие 90-ые. Тогда имя молодого человека с Машзавода стало символом борьбы с бурятским чиновничеством и застоем, сделавшим его, в конце концов, депутатом Народного Хурала. В год 25-летия образования республиканского парламента мы попросили давно живущего в Иркутске Андрея Бутюгова вспомнить самые памятные события становления в республике демократии, свидетелем, участником и активным деятелем которых он был.
– Андрей Александрович, демократические выборы переквалифицировали многих бывших комсомольских и партийных функционеров в членов правительства, депутатов и бизнесменов. А кем бы были вы, если бы не случилась перестройка?
– Сложно сказать, потому что я пришел в журналистику еще в 1985 году, в самом расцвете советской власти. На первом курсе иняза тогдашнего пединститута разговорился с преподавателем немецкого языка Анатолием Карповым и сказал, что хочу заниматься журналистикой, даже собираюсь перевестись в другой вуз. Карпов увлекался футболом и писал статьи в «Правду Бурятии». Он мне тогда сказал сакраментальную фразу: если ты не умеешь писать, ни один факультет журналистики тебя этому не научит. Излагать свои мысли на бумаге я умел. Написал что-то для «Правды Бурятии», редактором тогда был Игорь Казанцев. Начал там печататься, а вскоре мне поступило предложение попробовать себя на БГТРК, тогда так называлась Улан- Удэнская студия телевидения комитета телевидения и радиовещания при Совете министров Бурятской АССР.
Помню, в четыре часа прошла репетиция, а вечером уже был прямой эфир. Где-то через полгода директор студии Арсений Бадиев предложил перейти в штат. У меня была своя редакция военно – патриотической направленности, свой режиссер, два журналиста. В институте я перевелся на заочное отделение, потом ушел в армию. Тогда я не думал, что учиться больше мне нигде не придется. Когда после армии вернулся на БГТРК, был 1990 год, в эфир вышел первый в Бурятии коммерческий канал Тивиком, в стране гремела программа «Взгляд», прочие демократические веяния. Черчиллю приписывают следующие слова: «Если ты в молодости не был революционером, значит у тебя не было сердца, а если в старости не стал консерватором, значит у тебя нет головы». Мне было тогда 20 с небольшим, я, что называется, слишком рано начал.
– Невозможно представить, как на Бурятской студии, тем более того времени, выходит местный «Взгляд» или «Будка гласности». Как это все совмещалось с вашей военно – патриотической редакцией?
– Когда в 1990 году я вернулся в редакцию и попытался делать то, что считал нужным, руководство моих порывов не оценило. На тот момент газету «Правда Бурятии» возглавил Леонид Трофимович Левченко, с дочерью которого мы в школе десять лет просидели за одной партой. Он пригласил меня в отдел новостей, поставив довольно амбициозные задачи. За нами была закреплена первая полоса, газета была ежедневной, и каждый из нас должен был ежедневно выдавать не менее двух информаций. Во многом тогда мы были на голову впереди тогдашнего телевидения. Считаю, что это был звездный час для «Правды Бурятии», тираж которой подскочил до 150 тыс. экземпляров. Те навыки, когда утром в газете – вечером в куплете, кстати, потом очень пригодились. Мы до сих пор используем их в своей работе довольно эффективно.
– Мы – это кто?
– Консалтинговая фирма, которую я возглавляю много лет, если хотите, команда Бутюгова. Изначально, когда я переехал в Иркутск, где-то примерно с 2000 года, я принципиально набирал людей только из Улан-Удэ, и они приезжали исключительно на выборы. Некоторые до сих пор живут в Улан-Удэ, ведут обычный образ жизни, не высовываются, где-то работают, но в нужный момент уходят в отпуск. Некоторые вместе со мной давно перебрались в Иркутск и занимаются только выборными кампаниями.
Вообще после БГТРК я успел поработать и на Тивикоме, откуда вместе с Левашовым в 1992 году мы ушли создавать «Азию ТВ», просуществовавшую до 1994 года. Телеканал поддерживали директор первой Азиатской биржи Андрей Фирсов и местное отделение тогдашнего аналога современного Ростелекома «Востоксвязь». У нас был штат в 25 человек, ежедневные новости с выходом на Иркутскую область и Забайкальский край (в этом мы были в Бурятии первопроходцами), чем очень гордились. Успешно конкурировали с Тивикомом и АРИГУСом. Собственно тогда я впервые узнал, что такое содержать коллектив, заниматься их зарплатами и всем остальным.
– Все- таки звезда ярого оппозиционера взошла там или на «Общественном телевидении Бурятии»? Основательница ОТБ Анна Скосырская вспоминала, что точка кипения наступила после того, как вы садились перед экраном и своим брутальным голосом говорили, глядя прямо в глаза: Леонид Васильевич, пора вам уходить в отставку!
– За давностью лет люди начинают путать события. Во- первых, «Потапов, уходи в отставку» на ОТБ началось в 1997 году уже после нашего с Кашириной ухода с телеканала, куда под выборы пришла другая команда и совсем не местная. К примеру, диктором тогда был привезенный из Москвы ветеран Центрального телевидения Виктор Балашов. Мои антипотаповские лозунги звучали в период первой выборной компании президента в 1994 году, в том числе в эфире «Азия – ТВ», где мы могли с любого столба в каком-нибудь Мухоршибирском районе вещать в прямом эфире о том, что происходит на селе. Тогда такое было возможно.
На ОТБ ничего подобного не было просто потому, что на тот момент мы с гендиректором Татьяной Кашириной приняли решение уйти, а потом в это время у меня случилась своя собственная выборная кампания в Народный Хурал. Скосырская была далека от телевидения, но амбиции Александра Коренева по части президентства переходили все границы, и на каком-то этапе мы поняли, что работать так дальше невозможно. Я не поддерживал Потапова ни в 1994 году, ни в 1998 -ом, но это совершенно не означало, что врага моего врага можно автоматически считать моим другом. Совершенно объективно, что по сравнению с Потаповым Коренев имел только одно – единственное преимущество – это возраст.
– Если вернуть все назад, вы бы возглавили выборную кампанию кандидата Александра Иванова?
– В 1994 году мне было 26 лет, я был самым молодым, но не единственным организатором. Вместе со мной компанией занимались тогдашний первый заместитель председателя Бурятского отделения Сбербанка Леонид Турбянов, Евгений Матвеевич Егоров, сам Владимир Бизьяевич Саганов, который собственно и предложил взять на себя пиар -сопровождение президентской кампании Иванова. К тому моменту я уже занимался этим несколько лет и понимал, что шансы на победу у Иванова невелики. Кстати, тогда предложение принять участие в выборах мне поступило и от штаба Потапова, конечно, не от него самого, но я отказался вполне осознанно. Почему? Потому что не видел для себя перспективы в команде 60-летнего президента, а в команде 46-летнего Иванова видел. Мне предложили быть в первых рядах, а человек в первых рядах всегда имеет больше шансом что-то приобрести.
– А как же Леонид Турбянов, который спустя несколько лет стал зампредседателя правительства Бурятии по сельскому хозяйству?
– Стал, но перед этим Леонид Дашеевич пережил уголовное дело, судебный процесс, был безработным, и счастливый пример его скорее редкое исключение, чем правило. Все это можно объяснить только тем, что на тот момент с сельским хозяйством у Потапова случился завал, надо было спасать ситуацию, а Турбянов все таки был профессионалом. Возможно, если бы я пришел к Потапову на поклон, поплакался, как делали тогда многие, все бы обошлось, но я не пришел. Причем удивительнее всего, что личные отношения между мной и Потаповым оставались хорошими. Он всегда со мной здоровался, встречаясь где-то на лестнице, мог переброситься парой фраз. Но при всем при этом мы оставались неблагонадежными, нас давили, как могли.
Если до выборов 1994 года у меня была масса предложений по работе, то после выборов не осталось ни одного. Мы, конечно, помогали друг другу. Однажды Сбербанк мне сделал заказ на изготовление видео – продукции, и это меня на какое-то время поддержало. А потом мне исполнилось 30, и я задал себе вопрос, а что дальше. Образно говоря, для меня пришло время собирать камни. Да, кто-то тебя обожает, кто-то изо всех сил ненавидит, но случись что, и ты, твоя семья, оказываешься абсолютно незащищенными. Пришло время конвертировать все мои заслуги в нечто материальное, но конвертировать в Бурятии было по большому счету не во что. Тогда я решил уехать в Иркутск, порвать с журналистикой и заниматься тем, что у меня получалось и приносило достойные деньги. Кстати, в Иркутске я никогда не пытался работать журналистом, и для многих там стало открытием, что в Бурятии меня знают больше как журналиста.
– Как же вас так давили, если в том же 1998 году «Информ Полис» напечатал огромный ваш портрет на первой полосе по случаю избрания депутатом Народного Хурала. Причем к тому моменту с ОТБ вы каким-то образом опять вернулись на БГТРК с повышением. Кстати, вас не приглашали на торжества по случаю 25 -летия Народного Хурала?
– Не приглашали. На мой день рождения депутат Народного Хурала Матвей Баданов, с которым мы вместе избирались во второй созыв, уже от себя подарил часы с символикой Хурала. Выборы 1998 года были единственными, где я выступил как кандидат, и скорее пошел туда, чтобы на себе почувствовать, что это такое.
Что касается БГТРК, то история такая. Незадолго до этого мы с Татьяной Кашириной поняли, что сработаться с Кореневым на ОТБ не получится, пришла идея уйти на БГТРК. Там как раз проштрафился директор, и у нас возникла идея уговорить на эту должность Александра Варфоломеева. Я знал БГТРК изнутри с советских времен, кто на что способен, и понимал, что туда нужен человек со стороны. Поскольку ни я, ни Татьяна Каширина как люди политически неблагонадежные на эту роль не подходили, лучше кандидатуры, чем Варфоломеев, было не сыскать. Человек команды, молодой, мог привлечь в компанию деньги, и этот аргумент перевешивал все. Сначала Александр Георгиевич наотрез отказался от предложения, но примерно месяца через два мы всем составом уже благополучно работали на БГТРК. Я тогда возглавил отдел новостей.
– В выборных кампаниях тех лет участвовали все – Озеров, Левашов, Березин, Субботин и другие журналисты, но только у вас и еще у Инны Савченковой получилось поменять профессию. Почему Иркутск? Если правда, что в период правления губернатора Ерощенко Вы занимались там всеми выборами подряд, то это успех, как считаете?
– Чтобы чего-то достичь в жизни, этому надо отдавать всего себя. Где-то в 1999 году я понял, что надо определяться и эти две истории – журналистику и выборы – разделить. Все ведь занимались выборами на любительском уровне и продолжают заниматься и поныне, а мы жили только этим. В 2000 году мы избрали Михаила Матханова в Законодательное собрание Иркутской области от Усть – Орды. Была возможность осмотреться, познакомиться, понять, что таких регионов немного. К примеру, выборы в Иркутске не идут ни в какое сравнение с той же Владимирской или Рязанской областями. Выборы во Владимирской области – это примерно та же история, что выборы в Бурятии.
В отличие от Бурятии Иркутская область на 80 процентов состоит из городского населения. Здесь присутствуют практически все финансово – промышленные группы уровня «Роснефть», «Транснефть», «Газпром» и так далее. Плюс за последние годы там вырос свой игрок – «Иркутская нефтяная компания», где работают сегодня более 8 тысяч человек, что больше, чем работало в советское время на Улан-Удэнском авиазаводе. Учитывая, что такие компании плотно обложены федеральными налогами, доля отчислений ИНК в областном бюджете достигает рекордных 10 процентов. То есть я хочу сказать, что Иркутск – это совсем другая ситуация и совсем другая политика.
– Другая в чем?
– Из-за иных экономических условий в Иркутске даже в 90- годы не было журналистики в том понимании, что там всегда был заказ. Даже тогда там писали по принципу – хорошо только о том, кто платит. Поэтому ничего того, что происходило со свободой слова в Бурятии, там никогда не было. Иркутян и сегодня практически не интересует, что происходит в Бурятии. Возможно, поэтому, когда мы там появились, никто нас всерьез не воспринимал, а когда начали воспринимать, было уже поздно.
На самом деле с 2012 года Ерощенко пригласил нас руководить всеми избирательными кампаниями на территории Иркутской области, и мы руководили ими до тех самый пор, пока не случились известные события. Отличие Иркутска в том, что никакой бурятский вариант типа приезжего технократа, эффективного менеджера там не пройдет. Никто приезжих Наговицына – Цыденова в Иркутске никогда не изберет. Это должен быть только свой политик, узнаваемый и подкрепленный электоратом, готовый разговаривать с народом.
– В этом году исполняется четыре года, как на выборах губернатора победил коммунист Левченко. Как считаете, сумел он стать таким политиком, о котором вы говорите?
– Как участник той кампании я считаю, что никакой победы Левченко не было. Было поражение Ерощенко, и была работа федералов по всем статьям, включая даже то, что нашу команду полностью отстранили от подсчета голосов. Тогда Путин летел в Китай, и всегда садился либо в Улан-Удэ, либо в Иркутске, но в тот раз его посадили в Новосибирске, чтобы он не смог встретиться с Ерощенко.
Причем я не думаю, что в проекте Кремля была системная замена Ерощенко. Скорее они хотели его хорошенько напугать, сделав второй тур, рассчитывая, что он придет на поклон, будет более покладист, но он не пришел. В результате они получили всю эту историю, с которой теперь сами не знают, что делать. С моей точки зрения, там нет истории, что Левченко остается, есть история – доживет ли Левченко – губернатор до 2020 года или не доживет. Проблема состоит в том, что достойного кандидата на замену ему нет, и, боюсь, все закончится избранием любого преемника Левченко вплоть до технического кандидата, как произошло это в Хакасии или Хабаровском крае.
– Раз вы так близко знали Ерощенко, скажите тогда, чем он не угодил Кремлю?
– Происходило примерно то же, что сегодня в Бурятии. Зачищалось все, что можно. Ерощенко вел достаточно жесткую кадровую политику, где старые заслуги были не в счет, потому что на тот момент это казалось удобнее и правильнее. Самые смелые решения, самые невероятные инициативы. Окрылились мэры, в муниципалитетах стала видна работа, реализовывались или серьезно планировались большие инфраструктурные проекты. Его работа приносила свои плоды до тех пор, пока там, наверху, Ерощенко был в фаворитах.
Что случилось потом, боюсь, не понял даже он сам. В какой момент он перешел черту, когда было принято решение его наказать, неизвестно. Как только ваш Цыденов перейдет черту, он тоже получит 0,34 процента. Столько голосов, а в абсолютных цифрах – 2321, Ерощенко не хватило, чтобы победить в первом туре. Чтобы понимать, что это такое, достаточно сказать, что в Иркутской области более 2 тысяч избирательных участков, то есть, грубо говоря, на каждом избирательном участке не хватило всего по 1-2 голоса.
Собственно при такой концентрации интересов различных корпораций в Иркутской области, это должно было рано или поздно случиться, потому что Ерощенко был излишне самостоятелен. Разговаривал только с первыми лицами, мог связаться с любым чиновником, и всегда разговаривал на каких-то условиях. К примеру, строится микрорайон, он настаивал, чтобы там был детский сад и школа, которые муниципалитет потом выкупал. Для сравнения скажу, что сегодня в области мало что строится. К примеру, к концу прошлого года на счетах осталось 15 млрд. рублей неосвоенных средств.
Ерощенко никогда не пользовался деньгами лесников, считал, что это преступный бизнес и с этим надо бороться. То, что творится в иркутском лесу сегодня, не было там даже в лихие 90 -ые. Левченко только сейчас приблизился к контролю муниципалитетов, пытаясь показать, что ему нет замены. С другой стороны, анализируя происходящее, необходимо признать, что вариант Наговицына тоже никуда не годиться. Наговицын особо ничем не руководил, пуская все на самотек. При нем доживала команда Потапова, далеко не самая лучшая, и с такой командой Наговицын в 2016 году реально мог проиграть выборы. На тот момент выборы оппозиции в Иркутске уже состоялись, и Кремль просто боялся повторения.
– После поражения Ерощенко, а по сути вашего поражения, ваша жизнь сильно изменилась?
– Отличие Иркутска от Бурятии в том, что политикой там занимаются далеко не бедные люди. Все депутаты Заксобрания, особенно одномандатники, люди состоятельные, как в Америке. Это в Бурятии гордятся тем, что стали депутатами, что стали получать какие-то деньги, а в Иркутске в депутаты идут не за зарплатой. Та же бывший спикер Заксобрания Людмила Берлина как-то представила декларацию о доходах, в которой значилось без малого 100 млн. рублей. Если депутат в Бурятии вдруг перестает избираться, он превращается в беспомощного человека, на судьбе которого можно ставить крест. В этом вся Бурятия, и не только Бурятия, но и Забайкальский край, Благовещенск, Хабаровск, где все деньги – образно говоря – концентрируются на площади Советов. Без поражения нет побед, и никакой трагедии в этом нет. Жизнь продолжается. Продолжается она у Ерощенко, у которого все хорошо, продолжается она и у нас.
– Спасибо за откровенность!
