Фото: институт уполномоченного по правам ребенка в Бурятии
Ситуация вокруг института уполномоченного по правам ребенка в республике Бурятия – вновь на острие внимания. Очередные дебаты в соцсетях и не только вызвало сообщение о законопроекте, разрешающем уполномоченному по правам человека замещать уполномоченного по правам ребенка. В чем тут дело, мы решили выяснить у самого детского омбудсмена Татьяны Вежевич.
– Татьяна Ефимовна, давайте начнем с того, что этот год для института детского омбудсмена юбилейный. На своей страничке в соцсетях, вы с благодарностью вспоминаете бывшего уполномоченного по правам ребенка России Павла Астахова. Между тем, с Павлом Астаховым связана история увольнения министра соцзащиты Бурятии, потом как-то странно уволили самого уполномоченного Астахова. Насколько вы сработались со своим шефом, насколько он вам помогал тогда и помогает сегодня, вовсю рекламируя в соцсетях личный адвокатский кабинет?
– Да, именно благодаря усилиям и настойчивости Павла Астахова Бурятия «заскочила» в десятку последних регионов, исполнивших поручение президента о создании региональных институтов детского омбудсмена. Сейчас, с высоты прошедшего десятилетия, я еще и еще раз убеждаюсь, что институт детского омбудсмена в Бурятии был нежеланным ребенком для региональной власти. Когда в большинстве регионов институт уполномоченного активно развивался, в Бурятии периодически предпринимались и предпринимаются попытки «задвинуть», упразднить этот институт.
Напомню, что саму должность учредили в 2010 году в структуре правительства. Уже через два года была предпринята первая попытка ликвидировать институт, когда в республике приняли закон об Уполномоченном по правам человека, согласно которому детский омбудсмен становился заместителем «взрослого», то есть им назначался, контролировался и так далее. Как у нас водится, все произошло «втихую», без открытого обсуждения, согласования со мной. Лично я узнала новость о принятии закона от федерального аппарата, когда мне позвонили из Москвы и спросили: «Что у Вас там происходит? Что за закон приняли в Бурятии?».
Тогда Павел Астахов был возмущен решением, заведомо ущемляющим самостоятельность института, занял очень жесткую позицию. От него в Бурятию поступили две правительственные телеграммы с требованием восстановить самостоятельность детского омбудсмена. На следующей же сессии Народного Хурала РБ в закон внесли изменения, и стало, как прежде. Однако в конце 2018 года все повторилось. Под предлогом оптимизации средств глава республики подписал приказ о сокращении должности уполномоченного и передачи ставок специалистов в аппарат «по правам человека». Меня просто пригласила к себе председатель комитета госслужбы Администрации Главы РБ и Правительства РБ Л. Гончикова и, как положено, за два месяца до сокращения, поставила об этом в известность.
– А какая причина была на самом деле?
– Причин несколько – непонимание миссии института и приоритета решения проблем детей, самостоятельность института и неудобная, независимая персона уполномоченного. Тогда, в 2018-ом опять только вмешательство федерального уполномоченного Анны Кузнецовой заставило отменить принятое решение. Считаю, что увольнение П. Астаховым министра социальной защиты – это еще одно событие, которое укрепило тогда наши позиции и доказало силу и действенность института уполномоченного по правам ребенка. Если помните, в октябре 2011 года в Бурятию прибыл «детский спецназ», так называли сотрудников федерального аппарата. Они проверили Баянгольский детский дом – интернат для умственно отсталых детей, выявив нарушение жилищных прав воспитанников. На совещании руководителей республиканских министерств и ведомств П. Астахов четко и жестко изложил свою позицию и открыто обратился к министру социальной сферы. Никто до этого так не разговаривал с местными министрами. Вячеслав Наговицын должен был принять решение, но долго сомневался. Тогда мы еще раз проверили учреждение, выявили многочисленные нарушения, и только тогда было принято непростое решение.
С Павлом Алексеевичем у меня, как и всех моих коллег, сложились хорошие деловые отношения. При всей его твердости и даже жесткости, мы всегда с интересом слушали его выступления на съездах, он многому нас научил. Часто говорил: «В вашей работе мерилом всего должен быть закон», и этой мудрости я следую все 10 лет. Именно она оберегала меня от ошибок при принятии решений. Благодаря этой мудрости нам удалось сохранять принципиальную независимую позицию и не попадать под влияние должностных лиц, групп, партий, настроений. Мы все вопросы рассматривали с точки зрения закона, требовали соблюдения закона, поэтому оспорить, например, итоги наших проверок было невозможно.
Сейчас я наблюдаю за деятельностью Павла Астахова в Фэйсбуке, рада, что у него все хорошо и он счастлив. Необходимости в решении профессиональных вопросов с его помощью у меня нет, поэтому за помощью не обращалась. У нас сильный институт, богатый правозащитной практикой, без труда мы все возникающие вопросы решаем с Анной Кузнецовой, сотрудниками ее аппарата.
– Насколько можно понять, вы рассматриваете законопроект, внесенный депутатом Оксаной Бухольцевой, как третью попытку ликвидировать институт. Каким образом, если речь там идет только о том, чтобы один заменял другого, пока тот в отпуске или на больничном?
– Третья попытка – это попытка части депутатов не согласовать мою кандидатуру, выдвинутую главой республики после принятия регионального закона, и в этом плане – принятие законопроекта – часть плана. Считаю вносимый законопроект противоречащим действующему законодательству. Одно должностное лицо (госдолжность) не может замещать другую госдолжность. Передать функции одного института другому возможно было при создании института. Например, при создании института уполномоченного по правам человека, если в регионе не создан институт детского института или институт бизнес – омбудсмена, то функции отсутствующего института можно было возложить на уполномоченного по правам человека. У нас же функционируют три самостоятельных института. Учитывая современную политику в сфере защиты прав, объединение, упразднение любого из действующих правозащитных институтов – это шаг назад.
Как я понимаю, возложение функций и замещение должности – это разные понятия, которые в данном законопроекте подменяются. И потом, почему детского омбудсмена и бизнес – омбудсмена должен заменять уполномоченный по правам человека, а не наоборот? Наконец, почему бы не сделать единый аппарат всех уполномоченных в регионе, который собственно есть, нужна лишь ставка руководителя. Если ратовать за счастье и благополучие граждан Бурятии, это не такие уж и большие деньги.
Я буду до конца отстаивать самостоятельность нашего института и использую все законные способы защиты, о чем открыто заявила на недавнем совещании под руководством Игоря Марковца в Народном Хурале. Кроме того, мы ждем заключения на законопроект от прокуратуры республики. Анна Кузнецова в курсе ситуации и думаю, что тоже скажет свое слово.
– А каким составом вы работаете сейчас?
– За много лет мы отработали систему, при которой деятельность не прекращается ни на один день. У меня в аппарате два человека – консультант и главный специалист. Мы стали сильными, накопили большой опыт. Скажу только, что за все эти годы мы не проиграли ни одного суда. Только в прошлом году мы подали почти 40 исков в суд в части отстаивания права детей. Все возникающие вопросы мы решаем с Анной Кузнецовой, сотрудниками ее аппарата, они всегда на связи с регионами, более того, наша работа постоянно мониторится из центра.
Любопытно вот что. Интерес к работе детского омбудсмена возник в республике только когда эта должность стала госдолжностью. Иными словами, девять лет ни один депутат не проявил интереса к деятельности института уполномоченного по правам ребенка. В мой адрес за это время не поступило ни одного запроса ни от депутатов, ни, кстати, и от журналистов! Чем я занимаюсь, какие предложения имею по улучшению положения детей в республике. К сожалению, ни один депутат за все эти годы не запросил наш ежегодный доклад, с которым работают и надзорные и исполнительные органы власти, органы местного самоуправления, и где мы ежегодно вносим предложения для органов власти. Все девять лет я занимала должность государственной гражданской службы РБ, в то время, когда мои коллеги – уполномоченный по правам человека и уполномоченный по правам предпринимателей в Бурятии изначально назначались на госдолжности, но ни один депутат, заметьте, не проявил инициативу выровнять наши статусы.
– Как думаете, почему?
– Благодаря принятию федерального закона об уполномоченном по правам ребенка регионы были обязаны привести в соответствие или принять региональные законы (это не моя прихоть и желание, как некоторые хотят это сейчас подать, это требование федерального законодательства). Бурятия не стала исключением – власти должны были принять региональный закон и приняли его в 2019 году. Эта должность стала госдолжностью, как говорится, со всеми вытекающими последствиями. Отдельные депутаты стали задавать тон, создавая мнение об огромной зарплате, за что платить, зачем нужен институт? Никому не интересно было, что функции детского уполномоченного расширились, что законом были закреплены компетенции, которых на тот момент не было ни у «взрослого» омбудсмена, ни у бизнес – уполномоченного.
Какие компетенции? Например, право уполномоченного по правам ребенка обращаться в суд с административными исками на органы власти. Мощно?! Да. Действенный механизм для тех, кто нарушает права детей – не только восстановить право, но и наказать должностное лицо. Госдолжность также позволяет открывать любую дверь, обязывает руководителей всех уровней власти безотлагательно принять уполномоченного, на равных обсуждать и требовать соблюдения, восстановления прав детей. Никому это не было интересно, все принялись обсуждать большую зарплату уполномоченного. В один день должность стала политической, интересной в финансовом плане. Откровенно спекулируя на детских проблемах, за должность началась борьба…
– В пылу этой борьбы всплыла батутная тема. Как известно, совсем недавно был принят технический регламент для такого рода сооружений и теперь владельцы батутов несут ответственность за их качество. Почему этого нельзя было сделать раньше? Это проблема только нашего региона или вопрос решался на федеральном уровне? Насколько депутаты Хурала после той сессии, на которой вас фактически обвинили в происшествии, помогали все это решать?
– Вы знаете, что по факту происшествия возле «Дома торговли» было возбуждено уголовное дело по ст. 238 (оказание услуг, предназначенных для детей и не отвечающих требованием безопасности для жизни и здоровья потребителей), которое на сегодня завершено. Владельцу батута предъявлено обвинение. Контролирующий орган в данном случае – Гостехнадзор. Как уполномоченный по правам ребенка, сразу после получения сигнала о трагедии, я выехала на место, обсудила ситуацию со следователем, проехала в больницу, переговорила с врачами, уточнила, все ли есть необходимое для пострадавших. В этот же день обратилась к руководителю Следственного управления СК по РБ с просьбой взять на особый контроль расследование данной трагедии.
Позже ко мне обратились родители еще одного пострадавшего ребенка, которые сразу после трагедии унесли его домой, не зафиксировали полученные травмы и поэтому не вошли в список пострадавших детей. Мы решили вопрос обследования ребенка и выплаты материальной помощи этой семье распоряжением главы Бурятии. Напомню, тогда глава РБ выделил каждой семье материальную помощь в размере 400 тысяч рублей. Вновь обращаю внимание – ни один депутат в тот момент не проявил интереса к данной теме, не поинтересовался, нужна ли помощь детям, почему это произошло, что необходимо изменить, чтобы обеспечить безопасность детей на детских площадках. На сегодня внесены изменения, дополнения в регламенты, но по закону и тогда и сегодня ответственность за безопасность на детских площадках и городках несет собственник. Могу только добавить, что в свое время мы создали республиканский реестр детских игровых площадок и сооружений. Однажды, когда в Кяхте ребенок получил травму на катушке, именно этот реестр помог доказать, кто собственник катушки и в судебном порядке взыскать с него нанесенный вред.
– Сиротские домики можно назвать примером, когда благодаря депутатам проблему удалось решить?
– Не соглашусь с этим. Если честно, после скандала с жильем в Сотниково, возбуждением уголовных дел Следственным комитетом России, проблему не обсуждал только ленивый. Началось ускорение процессов. А ведь до этого много лет сироты бились за качественное жилье. Помните, сначала Саянтуй, потом Кяхта, а еще скандалы в Прибайкальском, Баргузинском, Тункинском, Иволгинском районах – собственно вопросы были везде, где сегодня жилье признается непригодным для проживания.
Сколько мы воевали с Минстроем и Минсоцзащиты по жилью в г. Кяхта, где под жилье переоборудовали бывшую контору. Ужас, в каких условиях жили молодые семьи. Мы не могли добиться, чтобы минстрой подал в Арбитражный суд на застройщика «Аян». Пришлось выставить условие – либо вы подаете на застройщика, либо я передаю материалы в прокуратуру. Минстрой подал в суд в 12 часов дня 31 декабря! Но ведь все решения от выбора места (даже возле кладбища строили!) до сдачи дома, решались и решаются не без участия, в том числе, и депутатов всех уровней. Последние годы деньги, выделенные на строительство жилья сиротам, осваивались не в полном объеме, об этом в Хурале также не могли не знать.
Мы еще при Наговицыне вносили предложения по нормативам на жилье (хотя бы до 28 кв. м!), предлагали создать межведомственную комиссию по приемке с включением в состав эксперта по строительству, потому что тогда был приказ минстроя – сами строим, сами принимаем. Меры стали приниматься только после известных событий, и здесь, надо признать, минсоцзащиты очень многое сделано. Сейчас благодаря обсуждению проблемы на федеральном уровне вопрос сдвинулся с мертвой точки. И еще. Почему вопрос по жилью детям – сиротам адресуют детскому омбудсмену? Даже на той «исторической» сессии меня обвинили в этой проблеме. Граждане из категории «дети – сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей» – это взрослые совершеннолетние граждане, защитой прав которых должен заниматься Уполномоченный по правам человека. Почему же депутаты не спрашивают с УПЧ, что предпринимается для разрешения столь острой проблемы? Вот это и есть спекуляция на детских проблемах, манипуляция, называйте, как хотите.
– Народный Хурал готовится перейти на открытое голосование по кадровым вопросам. Как думаете, это улучшит ситуацию?
– Давайте вспомним, что было год назад? С принятием регионального закона об уполномоченном по правам ребенка была введена норма о согласовании кандидатуры, которую выдвигает Глава республики, с уполномоченным при Президенте России по правам ребенка и Народным Хуралом. Глава республики принял решение оставить мою кандидатуру, согласовал ее с федеральным уполномоченным и вынес на согласование в Хурал. Все комитеты Хурала мою кандидатуру согласовали почти единогласно, за исключением 2-3 депутатов. Фракция единороссов приняла решение консолидировано голосовать за мою кандидатуру. При согласовании моей кандидатуры все подчеркивали результаты работы, говорили, что много делаем для детей, даже благодарили. Категорически отказалась рассматривать мою кандидатуру только фракция коммунистов, никак не обосновав своего решения, но зато хоть честно.
После одобрения кандидатуры на комитетах, вопрос был вынесен на сессию. И вот перед самым началом сессии некоторые депутаты стали подходить ко мне и недоумевать – что происходит, почему призывают голосовать против Вас? Им так и сказали, «ищите компромат на Вежевич и голосуйте против». Компромата на меня не нашли, поэтому и стали спекулировать на детских трагедиях – батут, сироты, мало пиарюсь и т.д. Уже там же я узнала, что первый зампред правительства Игорь Иванович Зураев стал подбивать депутатов голосовать против меня, Зоригто Лубсанович Цыбикмитов метался между депутатами, уговаривая не поддерживать мою кандидатуру.
Я написала смс Алексею Самбуевичу о происходящем, другого способа обратиться к главе у меня на тот момент не было. Что произошло дальше, вы знаете. Бесхребетность и беспринципность некоторых депутатов, которые как флюгеры мотаются, не имея своего мнения, поражают. В конце концов, они могли бы на заседании комитетов высказать свое мнение, предложить главе внести другую кандидатуру, это было бы, по крайней мере, честно.
Кто виноват в сложившейся ситуации? Конечно, депутаты Хурала, они поставили в сложное положение главу, который вынужден был принять решение – назначить меня исполняющей обязанности, ведь другого варианта нет. Теперь Главе надо вносить другую кандидатуру на согласование, при этом ответить на неудобные вопросы. А Закон не обойти, надо соблюсти порядок, который установили сами же депутаты. Терпения ждать нет, поэтому появляется законопроект Бухольцевой ОВ с желанием ускорить процесс. Кстати, о другой кандидатуре на пост омбудсмена я узнала из «Степного дозора», меня традиционно никто не поставил в известность. Это уже реплика к Администрации Главы РБ. Думаю, при открытом голосовании такого, что случилось с согласованием кандидатуры детского омбудсмена, при решении кадровых вопросов повториться не должно.
– История с Хуралом, как теперь можно судить, имела один плюс – вы вышли в соцсети, публикуете свое мнение. Это было сознательное решение? Что в этом было самым сложным?
– Любой опыт – это опыт, это урок. Мы анализировали эту ситуацию в первую очередь с Анной Юрьевной, Алексеем Самбуевичем, затем с отдельными депутатами, своим аппаратом. Конечно, выводы сделаны. Мы даже начали работать в этом направлении. Главным и ответственным моментом я считала – это представление ежегодного доклада депутатам. Возможность конструктивно говорить о результатах, обсуждать проблемы детства, а их действительно в Бурятии много.
Два месяца депутаты решали слушать меня или нет, не упадет ли с их головы корона, если им представит доклад исполняющий обязанности! Это ли не спекуляция на детских проблемах – бьют в грудь, что душа за детей болит, а на самом деле даже интереса к этой теме нет! Пусть меня простят те депутаты, кто честно служит нашим гражданам, но как я понимаю, их меньшинство, если верх берут амбиции отдельных персон. Именно поэтому я приняла решение выйти в сети, активнее представлять свою позицию и делиться своим мнением. Это мое сознательное решение. Мы начали проект «Как это было», посвященный 10-летию института уполномоченного по правам ребенка в Бурятии, где расскажем о том опыте, который за эти годы накопили, как мы развивались и как достигали своих целей.
Еще об уроках. Самое сложное – это пережить предательство, удар в спину. Но я по природе – борец, причем стойкий. Я научилась быть сильной и учу этому своих специалистов. Я не научилась быть равнодушной к чужой беде и детским слезам, поэтому иду до конца, если это касается детей. Меня не останавливали звонки высокопоставленных чиновников, указания «не педалировать ситуацию», заказные статьи и «мочилово» в сетях, анонимки в федеральный аппарат. Это лишний раз доказывает мою правоту и правильность принимаемых мною действий. Я принимаю это как то, что я на верном пути. Это нормально, это больно, но это закономерно.
Ведь задача Уполномоченного по правам ребенка – восстановление нарушенных органами власти прав и законных интересов детей, а чем выше показатель нашей работы (чем больше выявим нарушений чиновниками прав детей, восстановим права большего количества детей, а еще и добьемся наказания должностных лиц), тем больше ненависти к нам. Чем несговорчивее Уполномоченный, тем неудобнее институт, наделенный очень большими полномочиями для отдельных чиновников. Хотя хочу выразить благодарность и ВВ Наговицыну, и АС Цыденову за их поддержку, понимание проблем детства. За все годы работы они не отклонили ни одного моего предложения или рекомендации, они поддержали все наши инициативы. Мне лично работалось с ними легко.
По жизни у меня было много учителей, наставников и я благодарна судьбе, что на всех этапах моей жизни они были и есть. Но главными учителями для меня всегда останутся мои родители. Это они воспитали меня такой, какая я есть. То, что заложили родители, потом лишь совершенствовалось, оттачивалось, закалялось.
– Ну и последнее. Зачем нужен детский омбудсмен?
– Есть ситуации, в которых права нарушают сами структуры, призванные защищать детей, родители и близкие люди. Я уже приводила пример, когда мы помогаем сиротам судиться с Минсоцзащиты. Представляете, ведомство, функционирующее для социальной защиты, против сирот?! Кто тогда должен помочь этим гражданам? Или мы готовим исковые заявления против органов опеки и попечительства?! А когда к Вам отец приходит и просит не судить насильника его малолетней дочери?! А когда мать знает, что отец насилует собственных детей и скрывает преступление?! Кто тогда должен защищать детей?
А ведь чаще всего в таких преступлениях виноваты не только семья, но и представители государственных структур, ведомств, допустившие халатность, бездействие, равнодушие. Вы думаете, они не защищаются, чтобы уйти от ответственности? Все в ход пускается, ничем не гнушаются. В моей работе был митинг против того, чтобы я зашла с проверкой в образовательную организацию, где дети малоимущих детей должны были заходить с «черного» входа, а дети властеимущих – с парадного! Дикость! Кто встанет на защиту этих детей, если митинг возглавляет директор школы?
А когда представители органа самоуправления вместе с депутатом райсовета организуют сельский сход и выносят решение, чтобы выселить молодую семью, где ребенок пострадал от насилия в школе? Кто будет бороться за отмену этого дикого решения? Я могу приводить много примеров (за 10 лет работы – это почти 7000 обращений!). Поэтому дети нуждаются в защите и мировая практика показала действенность института уполномоченного по правам ребёнка. Поэтому Уполномоченный при Президенте России по правам ребенка – Анна Кузнецова, мы, ее команда, наши партнеры делаем все возможное, чтобы сохранить самостоятельность и независимость института, приумножить опыт правозащитной деятельности, решить задачи, поставленные перед нами в рамках Десятилетия детства.
– Спасибо за откровенность!
