blogtn.ru

Степан Лобозеров: между верой и политикой

Автор Степан ЛОБОЗЕРОВ, драматург, прихожанин храма Иннокентия Иркутского.

Фото: Сергей Примаков

Одно из ярких воспоминаний детства: деревенская изба, заполненная держащими в руках горящие свечи, старушками и вычитывающий перед ними из старинной книги старичок-уставщик. И сильный, ни с чем не сравнимый запах ладана. Картину эту в раннем детстве я наблюдал много раз, потому что старичок-уставщик этот был родным братом моего деда. И потом, всю последующую жизнь, малейший запах ладана вызывал из памяти эту, какую-то вневременную картину, напоминавшую о тайных собраниях первых христиан. Хотя происходило это в семейском селе Большой Куналей в середине прошлого века.

Сразу же хочу оговориться, что пишу от первого лица не в силу своей особой какой-то значимости, а потому, что являясь прямым потомком старообрядцев (семейских), рассматриваю данную тему как бы «изнутри».

Последующая жизнь, как и у большинства моих сверстников, надолго вытеснила и из сознания, и из реальности всякое упоминание о религии. Однако рано или поздно, но любой вменяемый человек начинает задумываться о смысле жизни и веры. В моем же случае мне хотелось найти именно «веру моих отцов», из-за которой они сначала бежали в пределы тогдашней Польши, а затем были вместе с семьями высланы за Байкал.

Однако, чем больше я занимаюсь поисками «веры своих отцов», тем больше менялось мое представление о ней. Первым моим открытием было (из рассказов стариков), что никакой единой «старой веры» уже во времена моих дедов и прадедов не было. А было множество различных «вер», «толков», и каких-то темных сект («темная вера», «дырники» и т.д). Причем каждая «вера», каждый толк, каждая секта, считая только себя носителями «истинной веры», ко всем другим относились как к еретикам, со всеми вытекающими отсюда жизненно-бытовыми последствиями. Представители разных «вер» не только не хотели совместно молиться, но не пожелали и на кладбище лежать рядом с упокоившимися представителями других вер. Поэтому в селе было несколько кладбищ. Естественно, что когда я узнал все это, пыл мой поугас, потому что невольно возникает мысль: а надо ли, вдобавок к расслоению имущественному, искусственно возводить непреодолимые барьеры разных «вер» и толков? Тем более, сколько я ни спрашивал, никто из современных жителей села не помнит: к какой именно вере, к какому именно толку принадлежала «ихняя родова». Отсюда вопрос о «точной» вере своих отцов отпадает сам собой: нельзя найти то, чему далее названия не знаешь. Тем более, как я потом узнал из книг, вер и толков этих еще с давних времен было великое множество: поповцы, беспоповцы, беглопоповцы, федосеевцы или какие-нибудь «епифановцы»,  ведь чуть ли не в каждой области, какой-нибудь «башковитый мужик» по своему «толковал» вопросы веры и находил последователей своего «толка».

Однако, когда кто-то из земляков решал во что бы то ни стало найти свою старую веру, я его не отговаривал, т.к. был уверен, что скоро все оставшиеся толки и веры объединятся с Русской Православной Церковью, как уже объединились с ней Русская Церковь за Рубежом. Но, когда мне показали газету с высказываниями некоего «священника Русской Православной Старообрядческой Церкви», я понял, что глубоко ошибался. После прочтения его высказываний, вспомнились 90-е годы, когда мы, раскрыв рты, без разбора слушали заезжих проповедников всяческих сект и «религий». И просто язык не поворачивается назвать его «священником», о чем речь пойдет ниже, поэтому для меня он – господин Е.Елисеев, тем более, что сан моего Патриарха он указывать не желает: «Путина и Гундяева».

Первый вопрос был об отличии старообрядчества от православия: «Неужели дело только в количестве перстов для молитвы?». Отвечая на него, господин Елисеев по своему толкует историю Церкви: оказывается это прихожан Русской Православной Церкви надо называть «раскольниками», а вот прихожан «его» церкви, составляющие чуть ли не полпроцента (или может быть целый процент) от поселения страны,  и есть «настоящие православные». Здесь сразу следует оговориться, что раскол нашей Церкви, случившийся в 16 веке, является величайшей трагедией как для русской церкви, так и для всего народа. О нем написано множество книг, и пытаться серьезно обсуждать его причины и результаты в этих коротких заметках просто бессмысленно.

Можно отметить только одно: согласно церковным канонам, так сказать «юридическими» раскольниками являются те, кто не подчиняется решениям высшего церковного органа – Собора. Ведь даже в светском государстве область, не подчиняющаяся решениям центрального правительства, объявляется мятежной территорией, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В церковной же иерархии дисциплина намного строже, т.к. за две тысячи лет она постоянно вела борьбу с различными ересями, и раскол является тягчайшим грехом.

Да, в раскол ушли, в том числе и далеко не худшие люди. Причем причин, по которым они в него уходили, было много: тут и ожидание «666-го года» с, казалось, неминуемым «концом света», и реформы Петра I, в которых многие увидели деяния «антихриста», и встреча с латинским Западом, многое другое. Однако, после того как часть священства со своей паствой (опять отметим – далеко не худшая часть) не подчинилась решениям Собора 1666-1667 годов и, согласно церковным канонам были объявлены раскольниками, вступил в силу закон, по которому отделившаяся часть обязательно начинает дробиться на части все более мелкие. В Европе такое произошло с протестантами, отколовшимися от католической церкви: они тут же начали делиться далее и теперь невозможно сосчитать всех их «вер» и «толков». А происходит это оттого, что вопросы веры  пытаются решать «голым» рассудком. У нас обошлось без больших религиозных войн, однако и без них путь Русской Православной Церкви был трагическим. Однако, не вдаваясь в вопрос «Кто, в те далекие времена, тогда был прав?», мы можем судить об этом по конечному результату: «по плодам их узнаете их». А результаты таковы, что несмотря на все утеснения и притеснения, особенно в эпоху Петра I и Екатерины II,  русская церковь создала высочайшую культуру, как богословскую, так и образовательную, которая стала корнями великой русской литературы 19 века. В эти же века была создана великая святоотеческая литература. И самое главное – Русская Православная Церковь явила миру столько святых, сколько не давала никакая другая Церковь.

Старообрядчество же преуспело, в основном, в сфере материальной: прежде всего, вспоминаются имена купцов и миллионеров-фабрикантов. Так что, хотя высказывания господина Елисеева и весьма оригинальны, однако, мягко говоря, не совсем совпадают с историческими фактами. Главное различие между православными и старообрядцами, по словам господина Елисеева, заключается в том: «…кому мы служим, кому, в первую очередь, подчиняемся – Богу или мамоне, Богу или царю, Богу или президенту».

Относительно мамоны (денег, богатства) была известная дискуссия между стяжателями и нестяжателями, в ходе которой пришли к выводу, что нарочитая нищета мало что способна дать сама по себе. Что касается подчинения (или неподчинения) царю и президенту, то каким видит г-н Елисеев (видимо, просто не знающий о словах Христа «Отдавайте Богу Богово, а кесарю кесарево») этот путь неподчинения ни царю, ни президенту? Устроить что-то вроде перманентной революции по Троцкому? Или всему народу разбежаться, как это сделала часть старообрядцев, по лесам, по «заграницам»? Но тогда опустевшие территории тут же заняли бы турки, находившиеся тогда на пике могущества. И рядом с кремлевскими куполами с полумесяцем на верху, вознеслись бы высокие минареты. Видимо, г-н Елисеев не в силах понять одну простую мысль: у Церкви и у государства один и тот же народ, и если терпеть утеснения от государства для Церкви нелегко, то остаться без защиты государства для нее равносильно самоубийству.

Вообще поражает та враждебная отстраненность, с которой г-н Елисеев смотрит на историю Русской Православной Церкви и Русского Государства. Взять хотя бы упрек в стремлении «дружить с Ватиканом против турок». А что оставалось делать, если турки стояли тогда под Веной, и существовала реальная возможность завоевания ими всего христианского мира? Или пусть турецкий вассал – крымский хан – и дальше опустошает юг Руси, уводя в рабство  сотни тысяч христиан, но на временный союз с проклятыми «латинами» не пойдет? Какой-то тупо упертый фанатизм. Между прочим, А.Суворов позже бил турок, в том числе, и в качестве главнокомандующего русско-австрийской армии, т.е. с «латинами» и православие от этого только выиграло: от турецкого ига были освобождены многие православные народы и ни о каких уступках Ватикану в вопросах веры и речи не было.

И самое главное: а покушались ли цари и президенты на основы православия, была ли с их стороны хоть одна попытка изменить хотя бы одну букву в «Символе Веры»? Не было. Даже Петр I решился только на изменение административного управления Церковью, не затрагивая ее главных канонов. Так что отчаянно смелые фразы г-на Елисеева о неподчинении ни царю, ни президенту, хоть и громкие, но пустые.

Когда четверть века назад я определял для себя: продолжать ли мне поиск «веры отцов своих» или идти в Русскую Православную Церковь, то руководствовался я двумя вопросами: что я приобретаю как верующий и как гражданин отечества земного в случае, если пойду, например, в какую-то старообрядческую церковь и что я теряю? И по всем «раскладам» выходило, что приобретаю я, главным образом, возможность выделиться из толпы («вы вот все такие одинаковые, а я – особый»), т.е. появлялся лишний повод пооригинальничать, особенно в кругу интеллигенции. И при этом никакой «настоящей» веры я не приобрел, т.к. все различие, как уже говорилось, заключается в количестве перстов для молитвы, хождении «по солонь» – по солнцу или против солнца, да еще «по-Елисееву» в неподчинении ни царю, ни президенту, ни, естественно Патриарху. Согласимся, что приобретал я не так уж и много. А вот терял почти все. Как прихожанин враждебной русскому православию церкви я терял право молиться Серафиму Саровскому, великим Оптинским старцам, Иоанну Кронштадтскому, Матроне Московской, Ксении Петербургской, Иннокентию Иркутскому и еще великому множеству Святых, просиявших в Православной Церкви за последние века. А если не мог им молиться, значит, не мог надеяться на их помощь и защиту. Более того, отныне я не мог руководствоваться в своей духовной жизни великими творениями Тихона Задонского, Филарета Московского, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника и других авторов святоотеческой литературы. А так, как найти опытного духовника в наше время почти невозможно, то я остаюсь с легионами бесов один на один. Уйдя в старообрядчество, я остаюсь без культуры и без истории, ведь и культура русская и история отныне для меня, прежде всего «никонианские», а значит враждебные. И, в конечном счете, я остаюсь без Родины, ведь отныне она предстает для меня в виде «господствующей» (вот только не понятно над кем) церкви и враждебного государства. Таким образом, войдя в старообрядчество, я превращаюсь в человека с ярко выраженным сектанским сознанием и обязан отныне, забившись вместе со своими единоверцами в некую историческую «расщелину», злобно шипеть оттуда на все положительное в «никонианской» Церкви и в, не менее «никонианском», государстве.

Перефразируя известное выражение, сегодня можно сказать: «Выскажи свое мнение по злободневным вопросам, и я скажу кто твои друзья». Судя по высказываниям г-на Елисеева, диапазон его друзей крайне широк: от «лучшего» и самого последовательного ненавистника России Збигнева Бжезинского, еще в 90-е годы заявившего, что после крушения коммунизма главным врагом Запада становится Русская Православная Церковь, до телеведущих одной из самых скотских передач «Дом-2» – Ксении Собчак, громогласно требовавшей, чтобы «Гундяев ушел в отставку».

В унисон им вторит и г-н Елисеев. Так, шабаш в Храме Христа Спасителя вызывает у него неподдельный восторг: «Исторический случай: девчата в масках сорвали маски с президента и Патриарха». По словам г-на Елисеева президенту сразу же после этого кощунства «…надо было восхититься, даже искусственно, их активностью, пригласить девушек в Общественный совет при Правительстве, встретиться с ними лично: «Девочки, что у нас не так? Что вас волнует?». И тогда бы все вот такие же «активные» и «продвинутые» точно знали, как им прославиться: надо совершить какое-нибудь еще невиданное паскудство, и тогда президент просто вынужден будет  «восхититься даже искусственно», и тотчас бежать, чтобы встретиться с ними лично и пригласить их в Общественную палату.

Однако, президент этого не сделал, показав тем самым, свое «истинное звериное обличье», т.е. по Елисееву – маска сорвана. То же самое и с Патриархом. Он тоже был просто обязан прибежать на встречу с «девушками»: «Девчата, мы действительно так выглядим в ваших глазах? Давайте, мы исправимся». Однако, Патриарх тоже не сделал этого, тем самым показав не менее звериную, чем у президента, сущность. И вывод г-на Елисеева: «И теперь нас не обманешь, что эта церковь – Православная». То есть, если бы Патриарх, желая «исправиться» и в надежде заслужить похвалу «девушек» немедленно разрешил освящать однополые браки и заявил бы, что просто счастлив видеть на Красной площади красочные парады педерастов и лесбиянок, вот тогда, по Елисееву, нашу церковь можно было бы назвать православной.

Большинство наших людей мало разбираются в церковных вопросах и, видя на фотографии  человека в рясе и с крестом, принимают его за настоящего священника и просто не знают: как им теперь относиться к Православной Церкви? Надо понимать, что против нашей Церкви и против нашего Государства идет война. А выступление г-на Елисеева – небольшой эпизод этой войны. Одни натягивают на головы чулки, другие рядятся в рясы, но все они делают одно. А тем из моих земляков, кто готов пойти в старообрядческую церковь, представленную у нас господином Е.Елисеевым, или уже состоит в ней, надо просто найти номер «Центральной газеты» № 37 от 12 сентября 2012 года, самим почитать его «откровения» и самим подумать.

Читайте также:

Татьяна Никитина журналист

Я родилась и живу в Улан-Удэ – столице республики Бурятия, работаю журналистом и верю в людей, которые каждый день строят здесь наше общее будущее. Мои герои - это политики, артисты, юристы и обычные люди, достойные восхищения. Нет занятия интереснее, чем разбираться в том, что с нами происходит. Удачи всем!