blogtn.ru

Что помогает чиновнику Валерию Гулгонову долгие годы оставаться на плаву

Сенсационная новость о прекращении всех уголовных дел, возбужденных четыре с половиной года назад в отношении директора Тункинского нацпарка Валерия Гулгонова, за чередой праздничных мероприятий прошла почти незамеченной. Между тем, судьба Гулгонова уникальна хотя бы тем, что этот человек никогда не выбирал места работы, оставался на плаву при любых режимах и с 22 лет занимал только руководящие посты с собственным кабинетом и секретаршей.

При этом дважды в отношении крупного республиканского руководителя Гулгонова возбуждались громкие уголовные дела. Сначала по установке окон в здании правительства, а спустя десять лет – по строительству домика в Тунке, более известному как «первое дело на бурятском языке». Но, как и десять лет назад, так и сегодня, все четыре уголовные дела против Гулгонова были прекращены, что само по себе заслуживает своеобразной книги рекордов на площади Советов. О подробностях этой преинтересной «уголовной» истории, о судьбах чиновников и, конечно, о бурятском языке мы решили спросить у самого директора Тункинского нацпарка.

– Валерий Енжапович, связываете ли вы сами эти уголовные дела периода Потапова и Наговицына? Если знать, что примерно в это же время из правительства были уволены сразу несколько высокопоставленных чиновников – Бато Семенов, Владимир Полютов, имели ли они какое-то отношение к вашему уголовному делу? Как все это происходило и чем все – таки закончилось «дело про окна»?  

 – Считаю, что все уголовные дела против меня связаны хотя бы потому, что возбуждены по одной статье – ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий). Все они были возбуждены по надуманным основаниям и все завершились абсолютно одинаково. До известного уголовного дела «про окна» было еще одно дело. В 2002 году должны были состояться выборы президента Бурятии и депутатов Народного Хурала. Леонид Васильевич шел на третий срок, он понимал, что будет сложно. Я не входил в ближайший круг президента. По всей видимости, мою кандидатуру кто-то рассматривал как потенциального кандидата на выборах в Хурал. Никакой связи мое увольнение с уходом из правительства Бато Семенова и Полютова не имело. Просто это случилось примерно в одно и то же время.

Практически через полгода моей работы руководителем администрации президента и правительства Бурятии в мае 2001 года прокуратура республики достает из архивов документы по проверке экологического фонда, где я работал до этого, и возбуждает уголовное дело. Меня дважды приглашают на допрос в качестве свидетеля, меняют следователя, а потом превращают из свидетеля в обвиняемого.

Когда доказать ничего не удалось, осенью 2001 года Счетная палата Бурятии занялась проверкой производящегося тогда ремонта правительственного здания. Будучи руководителем администрации президента и правительства Бурятии, в декабре 2000 года я заключил контракт с фирмой ООО «Рикон- Б» на изготовление, поставку и монтаж окон в здании правительства. Привлекая на помощь сотрудников «шестерки» из МВД, аудиторы Морозов В.М. и Бугдашкин Л.А. занялись этими окнами и выявили нецелевое расходование бюджетных средств, выразившееся в том, что я не провел конкурс на выполнение данных работ. Забегая вперед, скажу, что, во-первых, тогда никто из республиканских и муниципальных бюджетных организаций практически не проводил конкурсы на такие работы, а во-вторых, в Бурятии тогда не было больше фирм, кроме ООО «Рикон-Б», которая могла бы поставить в старом здании правительства не пластиковые, а металлические 7 -метровые окна. Тогдашние лидеры рынка «Окна Ксении» и Улан-Удэнский лопастной завод делали окна из пластикового профиля, и их качество в данных условиях вызывало нарекания. Я по специальности инженер, и прекрасно это понимал. Кстати, эти окна до сих пор стоят в зале №301, где проводятся правительственные совещания, можете сходить посмотреть.

– Но Потапов вас тогда уволил по статье, чем лишил доплат к будущей пенсии за госслужбу, возможности трудоустроиться туда же. Каким образом через два года вы становитесь замруководителя аппарата Народного Хурала?

– Все обстоятельства моего уголовного дела говорят о том, что оно было предвзятым. Из Счетной палаты в прокуратуру материалы проверки поступают 30 апреля 2002 года. 15 мая на основании этих материалов в «МК в Бурятии» появляется статья по окна. Как правило при появлении критической статьи в любой газете, которая задевала бы президента, правительство, администрацию, принимались срочные меры, чтобы опровергнуть допущенные в статье неточности, подать на газету в суд. В этом случае ничего подобного не происходит. Меня можно было отстранить от работы уже 20 мая, но тогда у меня было время выдвинуться кандидатом в депутаты по Тункинскому или Кяхтинскому районам с реальными шансами на победу.

Тогда президентом специально создается комиссия для служебного расследования. Комиссия заканчивает работу 26 июня, а приказ о моем увольнении подписывается на день раньше – 25 июня. Меня увольняют до завершения работы комиссии, тогда, когда срок приема документов в кандидаты уже прошел и я уже не мог выдвинуться. Уходя с планерки в день отстранения, я в присутствии всех сказал, что меня заказали и меня сдают. Дело в том, что руководитель администрации президента и правительства – должность непростая, многим очень неудобная, многие ходили на меня жаловаться к президенту, и не исключено, что все, что произошло – это результат тех интриг.

– А вы в самом деле собирались на выборы в Хурал?

– Я отвечу так: я мог бы. Как только выборы закончились, 25 ноября 2002 года уголовное дело в отношении меня было прекращено за отсутствием состава преступления. Я подал в суд на экспертизу установленных окон, проведенную по заявлению УБЭП КМ МВД РБ и на которой собственно и строилось все обвинение, и решением Советского суда под председательством судьи Т. Андаевой выводы данной экспертизы были признаны незаконными. Выводы экспертизы не соответствовали поставленным вопросам, экспертиза была проведена до возбуждения уголовного дела, чего не должно было быть. Самое интересное, что пришедший на мое место Иннокентий Дагбаев, перед которым стояла задача продолжить установку окон, провел конкурс и вновь заключил контракт с фирмой ООО «Рикон – Б» как единственным на тот момент в Бурятии подрядчиком, способным поставить металлические 7-метровые окна в здании.

Через год меня привлекли в партию «Справедливая Россия» и я был намерен участвовать в выборах руководителя партии. Как только я принял такое решение, закрытое было уголовное дело по окнам возродилось с формулировкой «в виду неполноты произведенного расследования»! 16 июня 2003 года постановление о прекращении уголовного дела было отменено, а 16 сентября того же года, когда все закончилось, уголовное дело прекратили.

Тогда я уже работал в Хурале помощником спикера Лубсанова, куда меня пригласили, как я позднее узнал, по инициативе Потапова. Через год стал замруководителя аппарата Народного Хурала. Это был великодушный поступок со стороны Потапова, думаю, он понял, что был не прав. В отличие от других меня на самом деле не за что было преследовать, просто так получилось. Я был одним из немногих, кого Потапов, изгнав однажды, вернул на работу. Многих такие перемены в моей жизни шокировали. Они не могли понять, почему Потапов со мной доверительно разговаривает, советуется и ведет себя так, словно ничего и не было. С вопросом относительно своей трудовой книжки я был у Потапова три раза. Только в 2005 году мне исправили запись об увольнении. Я уже был уволен не по статье, а по другим обстоятельствам.

– Если исходить из того, что все уголовные дела – это происки врагов, то, как вы думаете, чем вызваны нынешние уголовные дела? Кто нынешние ваши враги?

 – Начну с того, что в 2007 году мною вновь было принято решение участвовать в выборах в Народный Хурал по округу №1 (Тунка, Ока), где основным моим соперником был Андрей Самаринов. Его как-то скоротечно поддержала «Единая Россия». Мои документы на утверждение на пост директора Тункинского нацпарка находились на согласовании в подразделениях федеральных органов Бурятии, утверждение откровенно затягивалось до начала выборов – 2 декабря 2007 года. Республиканские органы и Тункинская районная администрация предложили в альтернативу мне на пост директора нацпарка несколько кандидатур, среди которых были и руководители республиканского уровня. Выборы в Хурал я не выиграл, но через месяц вопреки желаниям отдельного круга лиц в Улан-Удэ и в Тунке меня назначили директором нацпарка.

Весной 2009 года началось формирование органов партии «Единая Россия» в Тункинском районе. На партконференции в районный политсовет было избрано 15 человек. Из республики нам рекомендовали секретарем политсовета Самаринова, но за него проголосовало всего 3 человека – сам Самаринов, тогда депутат Народного Хурала, глава района Петухов и председатель райсовета депутатов Майоров. Среди 12, кто голосовал «против», было 5 глав поселений, руководители, учителя и я. Это было фиаско «Единой России» не только районного масштаба. В своем провале функционеры тогдашнего исполкома партии в Улан-Удэ обвинили Гулгонова. «Внедрять» Самаринова приехало несколько депутатов Народного Хурала, руководители республиканского исполкома «Единой России».

Все это происходило во второй половине апреля 2009 года, а после майских праздников в Тункинский нацпарк прибыли проверяющие, представители ОБЭП МВД Бурятии, прокуратуры района, Росфиннадзора, гострудинспекции. Проверка проходила по вопросам: кадры, финансы на приобретение служебного авто, представительские расходы, опросы и допросы недовольных, уволенных и так далее. Были проведены полномасштабные оперативно – розыскные мероприятия, допрошены более 40 человек, некоторые по 2-3 раза. По итогам трехмесячной доследственной проверки 9 августа было принято постановление следственного отдела об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием в моих действиях состава преступления. Через 20 дней 29 августа это постановление было отменено и возбуждено уголовное дело. 12 марта следующего года было возбуждено второе уголовное дело, как принято говорить в органах, для подпорки первого. Затем оба дела объединили в одно производство, и так все длилось четыре с половиной года… Добавлю только, что несколько раз на планерных совещаниях у Наговицына звучали реплики, что с Гулгоновым надо разобраться окончательно.

– Эти дела уже вошли в историю как первые в Бурятии уголовные дела, которые велись на бурятском языке да еще с тункинским диалектом. Что это было -вопрос принципа, каких-то идейных позиций или великолепная уловка, призванная насолить следователям?

– Сразу скажу, что тункинский диалект в этой истории кто-то придумал. Делопроизводство, судопроизводство велось на литературном бурятском языке, которым по закону должны владеть жители республики как государственным. Все началось вообще с того, что в июле 2009 года в ходе проверки в мой рабочий кабинет прибыл оперуполномоченный МВБ РБ Перваков с двумя молодыми девушками –работниками райсовета для выемки документов. После приветствия я спросил у девушек, зачем они пришли, как принято у нас, на бурятском языке. Перваков в грубейшей форме, переходя на крик, запретил мне говорить на бурятском языке. Мне пришлось пригласить зампрокурора района Раднаева для принятия мер по пресечению незаконных действий Первакова. А именно: я отказался участвовать в действиях Первакова и в акте по выемке документов сделал запись о том, что в дальнейшем буду отвечать и писать только на бурятском государственном языке. Это было задолго до возбуждения уголовного дела. То есть с самого начала следственные действия велись на двух государственных языках Бурятии, русском и бурятском, что предусматривается уголовно – процессуальным законодательством России. Версия о том, что я, спасаясь, специально «забыл» русский язык, не имеет под собой основы.

–  Следствие заявило, что только на услуги переводчика было потрачено 1 млн. 200 тысяч рублей бюджетных денег, вы считаете это нормальным?

– У меня нет информации о затратах на переводы, но если прибавить затраты на Тункинский районный суд и Верховный суд Бурятии на переводы и переводчиков, то, думаю, названная сумма серьезно увеличится. За эти годы прошло более 30 судебных заседаний по процессуальным вопросам. Уголовное дело насчитывает 20 томов, 3800 страниц. Его дважды возвращали из суда. Я считаю это не финансовым ущербом бюджету, а конкретным вкладом в развитие и мотивацию изучения бурятского языка. Эти деньги получили переводчики, их было более трех десятков, они стали востребованными. Более того, благодаря моему делу в Верховном суде Бурятии появилась новая штатная единица переводчика. Скажите, кто еще за последнее время вот так лично помог развитию бурятского языка?

Что касается раздражения и чувства ущербности от незнания государственного языка сотрудниками органов – это вопрос кадровой политики. Надо подбирать в службу определенную небольшую часть сотрудников со знанием бурятского государственного языка. Наши граждане имеют полное право пользоваться любым из двух государственных языков. В соседних республиках Саха, Тыва с этим нет проблем, там следователи спокойно ведут дела на якутском и тувинском языках.

– Воспользуетесь ли вы своим правом на реабилитацию, в том числе правом на возмещение материального и морального вреда, связанного с уголовным преследованием, длившимся четыре с половиной года? Вы не считаете, что люди, так спокойно подписывавшие документы о вашем уголовном преследовании, должны элементарно понести наказание?

 – Прекращение уголовного дела за отсутствием в моих действиях состава преступления – уже общественно- политическая реабилитация. Добиваться иной реабилитации я не планирую. Не хочу доказывать доказанное, хотя все решения судов храню в своем архиве. Десять лет назад меня подталкивали добиваться справедливости, судиться с Потаповым. Я не позволил создать прецедент, чтобы руководитель администрации президента и президент судились.

– Так получается, что вы всю жизнь работаете на руководящих должностях. Сорок лет назад партия увидела в вас задатки управленца и не ошиблась. Все эти годы вам удавалось держаться на плаву, благодаря чему?

– В школе я был председателем совета отряда, потом председателем совета дружины пионерской организации, секретарем комсомольской организации школы. В институте – 5 лет староста группы. В 22 года – главный инженер автопредприятия, затем первый секретарь райкома комсомола в Кяхте. В 27 лет – заведующий орготделом райкома партии, по тем временам очень молодой для этой должности. Зампредседателя райисполкома, замуправляющего делами Совета министров Бурятской АССР. В 36 лет – председатель райисполкома в Бичуре, по – нынешнему глава района.

В 1989 году генсек Горбачев решил собрать по всему СССР первых руководителей районов, которым нет 40 лет. От бурятской парторганизации я поехал один, потому что остальные были старше. В Академии общественных наук ЦК КПСС были очень интересные встречи со всеми руководителями страны, нас записали тогда в резерв кадров ЦК. В 1990 году меня выдвинули в депутаты Верховного Совета СССР, но обком партии не отпустил. В 1991 году был назначен руководителем Госкомэкологии Бурятии, в 1994 и 1998 годах меня назначал на эту должность Потапов. 10 интереснейших лет работы и жизни. Мне повезло, повидал мир, только в США и Канаде был более 10 раз. В 2000 году Леонид Васильевич предложил мне возглавить администрацию президента и правительства.

Наверное, весь этот опыт, закалка, то, что все это я проходил в своей жизни не раз, давал силы, мудрости и не позволял сгибаться ни перед какими обстоятельствами. Приписываемый мне первоначально ущерб по последнему уголовному делу составлял 6 тысяч рублей, и следователи не раз упрашивали – Валерий Енжапович, ну что вам такие мелочи, согласитесь с обвинением. Я говорил следователям: у меня есть свое имя, а еще дороже – имя моего отца, бывшего председателя Окинского райисполкома, большого руководителя в Тункинском районе Енжапа Шагдуровича Гулгонова. И здесь, на Тункинской земле я не позволю чернить эту фамилию.

– Валерий Енжапович, наверное, уместно будет поздравить вас с успешным завершением всей этой истории. Спасибо, что были искренны!

Читайте также:

Татьяна Никитина журналист

Я родилась и живу в Улан-Удэ – столице республики Бурятия, работаю журналистом и верю в людей, которые каждый день строят здесь наше общее будущее. Мои герои - это политики, артисты, юристы и обычные люди, достойные восхищения. Нет занятия интереснее, чем разбираться в том, что с нами происходит. Удачи всем!