Фото Т. Никитиной. Ролик о том, какую комплексную программу внедрял Матвеев в министерстве, можно посмотреть здесь
На прошлой неделе Следком Бурятии сообщил о завершении уголовного дела экс-министра природных ресурсов и экологии республики Сергея Матвеева.
Как известно, его обвиняют в превышении должностных полномочий, когда министерство курировало процесс ликвидации самой большой свалки на Байкале стоимостью в полмиллиарда рублей. Поскольку дело передали в суд, мы попросили обвиняемого прокомментировать некоторые моменты.
– Сергей Александрович, на сайте ведомства сообщается о двух эпизодах. Во-первых, чтобы контролировать работы на свалке в Баргузинском районе, для проведения некой экологической экспертизы, вы заключили соглашение с подрядчиком минуя торги, что есть нарушение закона. Во-вторых, якобы в интересах подрядчика увеличили цену госконтракта на более чем 30 млн рублей. Что скажете?
– Я прочел собственное обвинительное заключение и могу сказать, что вынесенные в пресс-релизе фразы некорректны. Иными словами, вырваны из контекста и направлены на формирование негативного образа министра, а не на расследование обстоятельств дела, что характерно для стороны обвинения, хотя ранее я считал, что органы следствия обычно всесторонне расследуют обстоятельства, а не только обвиняют.
С исполнителем экологической экспертизы ранее я знаком не был, а работы по экспертизе были вынужденной и обоснованной мерой, которые выполнялись в соответствии с задачами министерства. Более того, благодаря этим экспертизам удалось, не побоюсь этого слова, избежать аферы («рисованных» актов с завышенными объемами «выполненных» работ) со стороны подрядчика. В запланированный срок мы ликвидировали и рекультивировали свалку за счет выделенных на это федеральных средств без необходимости привлекать дополнительное финансирование и с большой экономией благодаря объективному контролю.
– То есть вы не действовали в интересах подрядчика?
– Все государственные структуры, кто участвовал в этом большом и, поверьте, долгом процессе под названием рекультивация свалки в Баргузинском районе, подтвердят, что с подрядчиком Тонконоговым у нас были очень напряженные отношения. Это было заметно и по сообщениям в телеграм-каналах, и по вопросам журналистов на различных пресс-конференциях и связано лишь с тем, что подрядчик уклонялся от исполнения своих прямых обязательств по контракту.
Более того, от лица министерства я неоднократно направлял ответы на запросы различных инстанций, включая информацию о признаках мошеннических действий со стороны Тонконогова. Приложил немало усилий, чтобы побудить его приобрести средства инструментального контроля, в том числе и объемов выполненных работ. Речь идет про весовой контроль, маркшейдерскую съемку, трансляцию с камер видеонаблюдения систему «ГЛОНАСС» для подтверждения факта перевозки мусора, сортировки и прочее, что было неотъемлемой частью контракта.
Причем надзорные органы склонялись к тому, чтобы подрядчик понес наказание. Мои же убеждения были такими, что надо дать возможность подрядчику исправить ситуацию и все-таки выполнить условия контракта, на который он зашел и стал победителем. Дело в том, что ранее на аналогичных контрактах в техзадании таких требований в части объективного контроля исполнения фактически не было. Никто, получается, не считал реальные объемы вывозимого мусора, цифры просто «рисовались» в актах на бумаге.
Чтобы этого избежать, и были проведены как мероприятия, которые выявили признаки нарушения условий госконтракта, так и внешние экспертизы, которые многие путают с другими экологическими экспертизами проекта. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что на момент проведения работ эти экспертизы не нуждались в торгах. Их необходимость возникла в момент, когда требовалось оперативно установить, что на самом деле происходило на баргузинской свалке.
Благодаря нормам 44-ФЗ и предоставленным Федерацией бюджетным средствам в размере 10 млн рублей министерство заключило необходимые договоры с единственным поставщиком, соблюдая все нормы контрактной системы. При этом данные процедуры были проверены всеми, в том числе штатными юристами, отделом закупок, курирующим направление заместителем, который и является руководителем контрактной службы министерства на протяжении многих лет. Есть даже ряд законодательных актов, пояснительных записок на сей счет. К тому же должностной регламент министра предполагает организацию работ в этом направлении, а не прямое исполнение, что и было организовано ответственными людьми внутри министерства, и, как я считаю, это сделано обоснованно и правильно.
– Почему вы так считаете?
– Потому что множество точно таких же контрактов заключалось и заключается до сих пор в других министерствах и даже других субъектах. Вот почему внимание к данному контракту очень напоминает политический заказ, вызванный недовольством коррупционно заинтересованных лиц, не получивших свои «бонусы».
К вопросу об аффилированности с кем бы то ни было. Я максимально старался этого избежать, ввиду чего контракты на проведение экспертиз были заключены со сторонней организацией – ООО «БурЭко», никак не связанной с подрядчиком. Был соблюден весь порядок проведения конкурсных процедур: запросы направлены в несколько организаций и коммерческое предложение получено только от ООО «БурЭко». Однако у остальных также имелась возможность участия в конкурсе без каких-либо исключений и ограничений.
Я неоднократно заявлял, что в Бурятии вообще распространена практика аффилированности при выполнении контрактов на строительный контроль либо аналогичные и прикладывал немало усилий, чтобы пресекать такие вещи. Заключив контракты на проведение экспертиз, мы перестали слепо верить подрядчику, подписав акты, как это было ранее по иным контрактам на вывоз мусора, к примеру, с берегов Байкала и др., принимали работы только после проведения соответствующих экспертных заключений. Мы ввели практику оплаты подрядчику только за фактически выполненные работы, при этом согласовав данную позицию с главой Бурятии Алексеем Самбуевичем Цыденовым.
– Тогда каким образом цена госконтракта увеличилась на более чем 30 млн рублей?
– Когда мы получили результаты экспертиз, то выяснили, что сам проект, разработанный задолго до меня, имел неточности. Доводы Тонконогова, что ближайший полигон, куда он планировал вывезти весь мусор, переполнен и что нужен другой полигон, подтвердились. Речь шла о форс-мажоре, увеличении плеча доставки мусора на действующие полигоны в Гусиноозерске и Заиграевском районе в среднем на 84 километра. Было принято решение по результатам рассмотрения его писем и предоставленных расчетов пойти навстречу подрядчику и заключить допсоглашение, но только на сумму экономии, образовавшейся по контракту, как это и предписано в законодательстве. Подрядчик согласился подписать допсоглашение, несмотря на возможные большие затраты при увеличении плеча перевозки. Экономия по торгам от 450 млн составила 30 млн рублей, вот на эту сумму и был увеличен контракт.
Считаю, это было единственным возможным решением, благодаря которому министерство смогло воспрепятствовать невыполнению показателей федерального проекта, спасло региональный бюджет от излишних затрат и не позволило остановить работы по ликвидации свалки в Усть-Баргузине. Выделенные бюджетные средства не сгорели, как это бывает обычно в конце года. Свалка была ликвидирована. Все решения в данном случае принимались из принципа эффективного расходования денежных средств и в соответствии с заключениями и рекомендациями ответственных и компетентных лиц в штате ведомства, которые за это получают зарплату.
В Бурятии имел место ряд прецедентов, к примеру, когда мой предшественник Кантор аналогичным образом, сохранив региональные бюджетные средства, авансировал по заключенному 2-летнему контракту работы по ликвидации одного из бывших месторождений, за что был привлечен к административной ответственности и штрафу в 20 тыс. рублей. Однако, согласитесь, штраф и уголовная статья – это разные вещи.
Во время реализации контракта мы не раз обсуждали имеющиеся замечания к подрядчику с представителями Байкальской межрегиональной природоохранной прокуратуры. Также готовили соответствующие презентации, публично и совместно поднимали вопросы об имеющихся замечаниях и мерах их устранения, формировали комиссии, совещания по контролю за исполнением и приемкой работ, осуществляли выезды на место ликвидации свалки и прочее.
Всегда стоит вопрос, что было бы, если бы я этого не сделал. Отвечаю: работы по свалке были бы приостановлены, подрядчик как минимум бы попал в черный список (РНП), деньги пришлось бы вернуть в федеральный бюджет и имиджа Бурятии это явно не прибавило. При этом мы, как министерство, не рисковали ничем. Контракт был на два года, работы подрядчика обеспечены банковской гарантией. Даже в случае если бы подрядчик после аванса отказался выполнять работы, у нас не было рисков потерять денежные средства в силу того, что банк гарантирует исполнение контракта и даже возврат денежных средств.
– Иными словами, для Тонконогова история завершилась хорошо, но не для вас. Почему?
– Если честно, я сам не могу это объяснить. С одной стороны, все это время мы находились в эпицентре проверок (более 300 проверок за 2021 год, и это в период ковида и санкций, когда часть сотрудников болела), надзорных мероприятий, многократно со всеми встречались, включая прокуратуру республики и иные службы. Каждый наш шаг проверялся, однако стоило мне покинуть стены министерства, я узнаю про уголовное дело, возбужденное по этим же самым документам, к которым еще вчера ни у кого не было претензий.
Причем самое интересное, что в деле отсутствует как состав преступления, так и ущерб. Мало того, что свалка полностью ликвидирована и рекультивирована с экономией бюджетных средств в объеме порядка 180 млн рублей. Силами министерства была пресечена попытка мошенничества, потому что объем финансирования был запрошен значительно больший, чем требовалось. Сам предприниматель, получив сотни миллионов рублей и административное наказание в виде 20 тыс. штрафа, дальше ведет коммерческую деятельность и остался безнаказанным, отменив даже эти административные штрафы в судебном порядке.
– Ваш предшественник Алексей Хандархаев учредил традицию портретной галереи, когда в коридоре ведомства разместил портреты всех министров (причем в черных рамках), которые когда-либо здесь работали. Вы тоже там есть?
– Этого я не знаю, потому что с момента ухода в должности не видел эти портреты в коридоре. Однако если в министерстве или правительстве решат повесить такую рамку, то я бы предпочел белый цвет, а не черный.
– Удачи вам!
