Фото – пресс-служба минздрава Бурятии
Больше года назад по обвинению в мошенничестве в Улан-Удэ была задержана замминистра здравоохранения Бурятии Наталья Бухольцева. Не беремся гадать, почему уголовные дела в отношении бывшего чиновника до сих пор не переданы в суд и почему молчит по этому поводу сайт местного Следкома. Достаточно того, что сама Наталья Андреевна, насколько известно, пребывающая ныне под домашним арестом, не спешит делиться с журналистами информацией, хотя совсем недавно раздавала интервью даже из стен местного СИЗО.
Интервью это, в котором экс-замминистра в деталях рассказывала о расследовании собственного уголовного дела, вызвало пристальное внимание юридического сообщества. С одной стороны, ничего подобного в Бурятии никто еще не делал, а во-вторых, подробности того, как это все удалось сделать, до сих пор у самих участников действа вызывают весьма невнятные комментарии.
К примеру, похожая ситуация сложилась на последней сессии Народного Хурала при обсуждении вопроса, до каких пор республика будет проводить мероприятия федерального уровня в долг, не планируя средства заранее. Вопрос возник, когда выяснилось, сколько потратила Бурятия на проведение Кубка России по экстремальному эндуро на мотоциклах. Битый час депутаты пытались выяснить, оплатило ли республиканское минспорта понесенные расходы в 2,7 млн рублей и все-таки какую часть мероприятия составили спонсорские деньги.
– Почему мы вновь возвращаемся к этому вопросу, хотя и обсуждали все на комитете и даже получили ответ, что, несмотря на проведенное мероприятие, министерство до сего дня не получило деньги? Сегодня на сессии мы слышим совсем другое, идет нестыковка. Кто-то соврал, либо на комитете, либо здесь. Мы все равно сделаем по этому поводу депутатский запрос, но важно понимать: безнаказанность порождает беззаконие. Мы разбираемся для того, чтобы такое больше не повторялось, – объяснил происходящее депутат Буда-Ширап Батуев.
Давайте разбираться
Как известно, с 29 августа по 23 декабря 2020 года Наталья Бухольцева содержалась под стражей в СИЗО-1 на основании сразу нескольких уголовных дел, возбужденных по статье «мошенничество». В день изменения в отношении нее меры пресечения на домашний арест, а именно 23 декабря, на страницах одной из республиканских газет вышло большое интервью Натальи Бухольцевой, дать которое она могла только находясь в СИЗО.
Вполне резонный вопрос, каким образом пребывающая за колючей проволокой дама, обвиняемая в хищении десятков миллионов рублей, могла связаться с журналистами для довольно продолжительной беседы? Вопрос вызвал целое расследование, притом что из самого интервью это было совершенно непонятно. Журналисты издания, выпустившие эксклюзив, прояснить подробности не захотели. В сеансах телепортации врач, член «Единой России» и материалист до мозга костей Наталья Бухольцева замечена дотоле не была. Интуиция подсказывала, что в дело вмешались темные силы и их требуется вывести на чистую воду.
Некие подробности интервью экс-замминистра здравоохранения Бурятии Натальи Бухольцевой выяснились в ходе проверки, проведенной местной Адвокатской палатой Бурятии. Проверка проводилась в том числе и в отношении адвоката Павла Нижегородцева, поскольку было установлено, что именно он навещал подозреваемую в СИЗО-1 и стал участником интервью, данного Бухольцевой республиканской газете в то самое время, как чиновник содержалась под стражей.
Письмо из тюрьмы
Согласно результатам расследования, Наталья Бухольцева связалась с журналистами «по доступным ей на тот момент каналам связи», то есть путем почтового отправления. Как тут не вспомнить анекдот, намеренно или случайно напечатанный вскоре в том же самом издании, где вышло эксклюзивное интервью подследственной. «Предложила знакомому переписываться с помощью настоящих бумажных писем – мол, романтично и все такое… Он долго молчал, а потом спросил: «Натаха, ты в тюрьме?».
По данным, к примеру, Адвокатской палаты Бурятии, Наталья Бухольцева направила в адрес газеты «Номер один» письмо, в котором изложила свои доводы об уголовном деле и выдвинутые в отношении нее обвинения. Как уже было сказано, догадаться об этом по самому опубликованному интервью практически невозможно. Текст построен как вопрос-ответ и не содержит никаких цитирований письменных источников. Более того, монологи Натальи Бухольцевой, по сути, ничем не отличаются от высказываний ее адвоката Павла Нижегородцева, словно Наталья Андреевна беседовала с журналистом, что называется, вживую.
– Адвокат Нижегородцев П.Е. по просьбе журналиста прокомментировал это письмо. Кроме того, на конверте, в котором в адрес редакции пришло письмо от Бухольцевой Н.А., стоит штамп «ПРОВЕРЕНО», что дает основания полагать, что письмо подвергалось цензуре, – уверенно сообщил президент Адвокатской палаты Бурятии Баир Ильюнов.
Видел ли это письмо сам г-н президент, сверял ли штампы, копался ли в нормах федерального законодательства, неважно. Важно, что наличие письма от Натальи Бухольцевой в редакцию газеты «Номер один» подтвердили и в следственном изоляторе.
– 30 ноября 2020 года от подозреваемой Бухольцевой Н.А., содержащейся в ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по Бурятии, поступила исходящая корреспонденция, в том числе и в редакцию газеты «Номер один». Корреспонденция была зарегистрирована в журнале учета исходящей корреспонденции учреждения под номером 1087, – сообщил замначальника УФСИН по Республике Бурятия Михаил Капишулин.
Кто солгал
Любое письмо из СИЗО, равно как и из других заведений, подобных этому, не может покинуть стены режимного объекта просто так. Корреспонденция должна быть досмотрена самым тщательным образом, иными словами, пройти цензуру, все пункты которой досконально расписаны в соответствующих нормативных документах. К примеру, такая корреспонденция не должна содержать подробности уголовного дела, по которому задерживается гражданин.
Собственно, это самое подтвердил корреспонденту «Новой Бурятии» на своей первой пресс-конференции руководитель УФСИН по Бурятии Сергей Кудрявцев, заявив, что никаких подробностей уголовных дел, расследований, иных сведений, касаемых предъявленных обвинений, письма пребывающих в СИЗО граждан содержать не должны. Такие письма должны быть изъяты цензором.
А вот цензор СИЗО-1, читавший 30 ноября 2020 года письмо Натальи Бухольцевой, если оно, конечно, было, никаких признаков цензуры в многостраничном документе, излагающем целые листы уголовного дела бывшего главврача поликлиники №6, почему-то не усмотрел. Более того, с ним согласился в этом и замруководителя УФСИН по Бурятии Михаил Капишулин, словно не читавший целой серии документов, обращающих внимание на недопустимость подобного рода вольности.
Иначе зачем, к примеру, не так давно Следком России обнародовал законопроект, в котором предлагается наказывать по уголовным статьям тех, кто мешает следствию. В частности, поправками в статью 310 УК предлагается установить уголовное наказание для адвокатов, специалистов, экспертов, переводчиков и понятых, разглашающих данные досудебного производства. Более того, в статью 89 Уголовно-исполнительного кодекса РФ уже внесены поправки, запрещающие адвокатам проносить в исправительные учреждения средства связи и устройства для аудио- и видеозаписи, а также технических средств, позволяющих осуществлять киносъемку, аудио- и видеозапись. Проносить отныне разрешается копировально-множительную технику и фотоаппаратуру только для снятия копий с материалов личного дела осужденного, а также компьютеры. Причем пользоваться ею, а также компьютерами можно только в отсутствие осужденного в отдельном помещении, определенном администрацией учреждения.
Почему то, что для всей страны становится законодательной нормой, для работников СИЗО-1 таковым не является? Все-таки, цитируя депутата Народного Хурала, хотелось бы выяснить, кто солгал – руководитель УФСИН по Бурятии Сергей Кудрявцев, заявивший, что никаких подробностей уголовных дел и расследований в письмах заключенных под стражу быть не может. Или его заместитель Михаил Капишулин, уверенный, что письмо от Бухольцевой ничего такого не содержало?
Хотелось бы вообще узнать, каким таким образом Наталье Бухольцевой в стенах СИЗО-1 удалось дать беспрецедентное интервью, занявшее не одну печатную страницу. При этом со слов обвиняемой изложить в этом интервью многочисленные подробности уголовного преследования, включая возмущение действиями следователя? И насколько прав в этой ситуации оказался цензор СИЗО-1, легко пропустивший такого рода корреспонденцию?
