blogtn.ru

Ответ Сергея Басаева на статьи об Уржине Гармаеве, часть 2

Эмигрант – не предатель

В 1921 году с территории образованной в 1920 году Дальневосточной республики Уржин Гармаев вместе с 200-ми бурятскими семьями эмигрировал в Китай и поселился в Шэнэхэнском хошуне Хулун-Буирского округа на территории Маньчжурии. С 1921 года он был заместителем угурды, а с 1926-го по 1933-й год с небольшим перерывом – угурдой (начальником) Шэнэхэнского хошуна, став фактически лидером всей бурятской эмиграции.

Буряты начали селиться в Шэнэхэне (бур. “обновленный”, от шэнэ – “новый”) еще с 1905 года после первых обострений на этнической почве, которые происходили в Забайкалье вследствии расширения переселенческой политики и лишения бурят части пастбищ. В 20-е годы прошлого века в Шэнэхэне проживало несколько десятков тысяч бурят (не только агинских), относящихся к разных родовым и этническим группам.

Соответственно, в свой новый период жизни с 1921 года Уржин Гармаев являлся гражданином Китайской республики, а с 1932 года и до конца жизни – подданным Маньчжоу-Го (Маньчжурского государства), с 1934 года Маньчжоу-Ди-Го (Маньчжурской империи). Напомним, что независимое от Китая Маньчжурское государство было создано при военной, политической и экономической помощи Японии.

Таким образом, Уржин Гармаев никогда не восставал против действующей легитимной на тот момент власти в России, Китае, Маньчжурии, никогда не был “изменником родины”, “переметнувшимся”. Поскольку он никогда не был гражданином ни РСФСР, ни СССР,  он чисто юридически не мог был признан предателем.

 Живя в эмиграции, многие буряты довольно долго ожидали, что Советская власть, казавшаяся временным несчастьем, развеется, как морозный туман. И им можно будет вернуться в Россию, в свои родные солнечные бурятские нутуги. Кстати, семье Уржина Гармаева, его детям и внукам все-таки удалось в 90-е годы вернуться на родину. А сам он был посмертно реабилитирован как необоснованно осужденный.

Повторюсь, среди официально предъявленных ему обвинений не фигурировала часть 1 статьи 58 (58-1 “измена родине”), а рассмотрение его дела производилось отдельно от атамана Семенова, многих русских белых эмигрантов, членов настоящих фашистских партий, которые действовали среди эмигрантов в Харбине. Причем, определение “фашистская” (“фашистский”) фигурировало в названиях нескольких из них.

В ВОВ не участвовал

 Далее, ” переметнувшийся в годы Великой Отечественной войны на сторону врага”. В данном случае, автор “Московского комсомольца”, по-видимому, решила усилить эмоциональную сторону своего обвинения (доноса). Мол, не просто “изменник родины”, а самая настоящая сволочь, предавшая свою страну в годы самых тяжких испытаний, перейдя на сторону не кого-то другого, а фашистов, самого ненавистного врага во всей истории страны!

Но как бы ни хотелось нашей героине добиться усиления эффекта, на деле ничего не получается. Поскольку Уржин Гармаев в “Великой Отечественной войне советского народа против фашистской Германии 1941-1945 гг.” (официальное название войны) вообще не участвовал. А боевые действия советских войск на территории Маньчжоу-Го проходили в рамках знаменитой Маньчжурской операции, которая была частью другой войны – советско-японской войны 1945 года. Служить в Маньчжурской армии Уржин Гармаев начал не во время ВОВ, а в 1933 году, подданство Маньчжоу-Го принял годом раньше. Повторюсь, не будучи никогда ни гражданином РСФСР, ни гражданином СССР.

 О Маньчжоу-Го

Третий неправдивый факт, приведенный в одном предложении. Вернее, даже два неверных факта: “дослужившийся до чина японского генерала Квантунской армии”. Допускаю, что Татьяна Никитина может этого не знать или искренне заблуждаться относительно характера отношений военного и политического руководства Маньчжоу-Го с японцами. Но какими бы тесными ни были связи этих союзников, а вернее, фактически вассала и сюзерена, все-таки разница между ними не была стерта до степени смешения. И эту разницу необходимо понимать.

Уржин Гармаев никогда не имел звания “японского генерала” и никогда не служил ни в  размещавшейся в Маньчжурии Квантунской армии, ни в какой другой армии Японии! Последнее его воинское звание – генерал-лейтенант Императорской армии Маньчжоу-Ди-Го, присвоенное ему за успешные действия против китайских повстанцев и партизан (коммунистов и гоминдановцев) еще в 1938 году.

А высшая должность, которою он занимал – командующий 10-м военным округом Маньчжурской армии (1940-1944 гг.), в который входили бывшие охранные (пограничные) войска, кавалерийские, артиллерийские части, подразделения связи, транспорта и медицины. Штаб 10-го округа Императорской армии Маньчжоу-Ди-Го находился в городе Хайларе (30 км. от Шэнэхэна), там же стоял штаб 6-й армии одного из трех фронтов Квантунской армии, в оперативном подчинении которого находился округ Гармаева. Хотя официально Гармаев находился под руководством маньчжурского военного министра, а не японцев.

Нужно все же понимать, что само государство Маньчжоу-Го – это национальное государство примерно 10-миллионного народа маньчжуров, которые до 1911 года правили Китаем, но всегда составляли в Китае незначительное этническое меньшинство. Даже в Маньчжоу-Го маньчжуры составляли не более 10 % населения.

Последний китайский император Айсин Гёро (Генри) Пу И был маньчжуром по национальности и представлял маньчжурскую династию Айсин Гёро. После Синхайской революции в Китае и в ходе многочисленных гражданских войн (китайской “смуты”) маньчжуры всегда стремились обособиться от Китая. В 20-е годы на территории Маньчжурии существовал автономный военный режим генералов Чжан, которые мечтали обособиться от Нанкинского правительства Китайской республики.

Поэтому маньчжурские правители в новом независимом от Китая государстве Маньчжоу-Го, конечно же, вынужденно терпели доминирование и власть японцев. Они пользовались японской военной и экономической помощью, но всегда ревностно блюли внешние приличия и формализованный этикет, болезненно реагировали на унижения и втайне мечтали освободиться из лап японского дракона. Теоретически можно даже представить, что если бы СССР, владевший в 20-х годах Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД), оказал бы маньчжурам помощь в создании собственного государства и защитил бы их от Китая, как он это сделал в Монголии, то Маньчжурия могла бы стать вторым союзником СССР в Азии.

Поэтому маньчжурские правители в новом независимом от Китая государстве Маньчжоу-Го, конечно же, вынужденно терпели доминирование и власть японцев. Они пользовались японской военной и экономической помощью, но всегда ревностно блюли внешние приличия и формализованный этикет, болезненно реагировали на унижения и втайне мечтали освободиться из лап японского дракона. Теоретически можно даже представить, что если бы СССР, владевший в 20-х годах Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД), оказал бы маньчжурам помощь в создании собственного государства и защитил бы их от Китая, как он это сделал в Монголии, то Маньчжурия могла бы стать вторым союзником СССР в Азии.

 “Шпионаж”

Идем дальше: “разрабатывавший спецоперации против советских разведчиков”. Ни о каких “спецоперациях” против советских разведчиков, которые мог бы разрабатывать Уржин Гармаев, командуя охранными (пограничными) полками, состоявшими из монголов-баргутов и бурят, к сожалению Татьяны Никитиной, сегодня достоверно узнать невозможно. Согласно опять же его показаниям в уголовном деле 1945-1947 годов, части под командованием Уржина Гармаева занимались охраной маньчжурско-монгольской границы путем создания отдельных пунктов наблюдения (вышек) и конного патрулирования с задержанием нарушителей границы.

По словам Уржина Гармаева, вся контрразведывательная и разведывательная деятельность против СССР и МНР на территории, контролируемой частями под его командованием, осуществлялась специальным отделом при штабе охранного отряда, именовавшимся “осведомительным” отделом, которым командовал японец Симада, а затем японец Исаи. Сам же Гармаев, по его словам, непосредственного участия в работе этого отдела не принимал и о характере его действия представления не имел.

Главной же обязанностью Уржина Гармаева, как командующего охранными войсками, было руководство боевой учебой и пограничной службой подчиненных ему полков. Кроме того, он участвовал в военных совещаниях в Чанчуне, столице Маньчжоу-Го, делал доклады военному министру страны, командующему Квантунской армии, императору Маньчжоу-Го, получал инструкции и приказы и по возвращению в Хайлар передавал их в полки.

В 1936-1938 годах он привлекался в качестве военного специалиста к работе международных монгольско-маньчжурских конференций по уточнению границы между двумя мало кем “признанными” государствами – Монголией и Маньчжурией. Как известно, ввиду имевшихся у сторон непримиримых позиций по проблемам демаркации границы, эти конференции закончились ничем.

За период службы начальником охранного отряда он припомнил 10 случае задержания на границе советских и монгольских разведчиков (не в результате “спецоперации”), которые переправлялись в военную миссию в Хайлар. Он слышал из разговоров с военными о том, что часть из них была перевербована и отправлена обратно в Советский Союз. В ранге командующего охранными войсками в Барге с этой проблемой он не сталкивался.

 “Смерть шпионам”

 Еще одно обвинение: “расстреливавший русских, бурят, монголов”. Частично это обвинение правдивое. Но все же в большей степени оно спекулятивное, рисующее этакого отъявленного негодяя, который чуть ли не самолично расстреливал людей, не жалел даже своих соплеменников-бурят!

Конечно же, никого лично Уржин Гармаев не расстреливал. Однако, будучи командующим 10-военным округом, он подписал примерно 30 смертных приговоров в отношении лиц, занимавшихся антиманьчжурской и антияпонской деятельностью или разведывательной работой в пользу Советского Союза. Об их этнической принадлежности он сообщил, что это были русские, китайцы и монголы. Четырех из них он помнил персонально. Это бывшие белогвардейцы-семеновцы, – полковник Семенов, хорунжий Боничук, перевербованные советской разведкой,  и два белоэмигранта, общественные деятели Ивачев и Сентянов, выступавшие против политики Японии по отношению к Маньчжурии.

Не оправдывая Уржина Гармаева, можно заметить, что любому военачальнику, начиная с командира дивизии, приходится подписывать смертные приговоры, вынесенные военными судами в отношении разных людей. Собственно говоря, это неотъемлемая часть функциональных обязанностей командующего. Точно так же советские комдивы подписывали расстрельные приказы о наказании шпионов, диверсантов, а также предателей и дезертиров из числа военнослужащих своей же части, которыми занималась военная контрразведка СМЕРШ (“Смерть шпионам!”).

В условиях политической напряженности или вооруженного конфликта, войны на совести любого военачальника, – японского, маньчжурского, германского или советского, – в том числе, и Уржина Гармаева, есть смерти людей, которых его государство считало своими врагами. И рисовать образ эксклюзивного “палача” в отношении Гармаева вряд ли оправдано.

И, наконец, конец предложения: “…после 9 мая 1945 года добровольно сдавшийся в руки чекистов”.

Это утверждение содержит все тот же акцент на Великую Отечественную войну (ВОВ), в которой Уржин Гармаев не участвовал. Но Татьяна Никитина опять не различает две разные войны, когда ко времени сдачи генерала в плен одна из них уже три месяца как закончилась капитуляцией Германии и напрямую не была связана с пленением Гармаева. Однако автор МК, приводя дату 9 мая 1945 года, упорно навязывает читателю эту связь, как бы говоря о том, что он сдался вместе с ненавистными фашистами, и сам в сущности такой же фашист! Налицо явная идеологическая спекуляция и передергивание фактов.

Уржин Гармаев выполнил приказ своего командования о капитуляции и сдался советским войскам 30 августа. В каком-то смысле, говоря о дате 30 августа 1945 года, можно сказать, что это “после 9 мая 1945 года”. Но ведь любая последующая дата тоже будет после 9 мая 1945 года!

 Полностью реабилитирован

Теперь насчет определения “сдавшийся в руки чекистов”. В который раз опять педалируется тема “изменника родины” которым обязательно должны заняться чекисты. Повторюсь, никаким предателем Уржин Гармаев не является. По своему статусу он является военнопленным. Собственно говоря, явившись 30 августа 1945 годя в советскую комендатуру города Чанчуня и сдавшись военным властям, генерал, не замешанный в военных преступлениях и в не изменявший родине, вообще не мог быть судим в СССР по статьям, применимым только к гражданам нашей страны. В сущности, на него могло распространяться только международное право, касающееся военнопленных.

 Тем не менее, учитывая его происхождение и участие в Гражданской войне, Уржином Гармаевым занялась военная контрразведка и позже ему были предъявлены обвинения по четырем пунктам 58-й статьи УК РСФСР:

– ст. 58-2 (Вооруженное восстание или вторжение в контрреволюционных целях на советскую территорию вооруженных банд, захват власти в центре или на месте в тех же целях и, в частности, с целью насильственно отторгнуть от Союза ССР и отдельной союзной республики какую-либо часть ее территории)

– ст. 58-4 (Оказание каким бы то ни было способом помощи той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системе, стремится к ее свержению)

– ст. 58-6 (Шпионаж, т.е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным государствам или частным лицам)

– ст. 58-11 (Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений)

Как мы видим, “измену родине” (ст. 58-1 УК РСФСР), в отличие от Татьяны Никитиной, не стали “шить” Уржину Гармаеву даже сталинские чекисты и смершевцы. В итоге в ходе судебного следствия отпали обвинения в “шпионаже” или разведработе (ст. 58-6) и в “организации контрреволюционной деятельности” (ст. 58-11).

В результате Уржин Гармаев был признан виновным по двум пунктам 58-й статьи (ст. 58-2, “вооруженное вторжение” и 58-4 “оказание помощи той части международной буржуазии, которая стремится к свержению коммунистической системы”). Причем в самом тексте приговора пункт 2 вообще не упоминается, и обвинительный упор делается на “оказание помощи международной буржуазии”. Как по такому обвинению мог быть осужден не гражданин СССР, а подданный Маньчжоу-Го, вообще непонятно.

Неудивительно, что в наше время в 1992 году после соответствующей проверки Генеральной прокуратуры РФ и на основании федерального закона “О реабилитации жертв политических репрессий” Уржин Гармаев был полностью реабилитирован и с него были сняты все обвинения.

 Кто начал травлю

Тем не менее, сегодня в Бурятии, которая с радостью принимает и ждет к себе земляков Уржина Гармаева из Шэнэхэна, его со страниц газет снова обвиняют. Причем обвиняют в том, в чем не обвиняли даже при Сталине. Но для нынешних обвинителей “измена родине” и “шпионаж” это даже не самое страшное обвинение.

О неофашистах, засевших в Бурдраме и воспевающих подвиги “фашиста” Уржина Гармаева в интерпретации Татьяны Никитиной мы уже писали. Но она в этом не одинока.

Вообще, все началось со статьи Алексея Соловьева, полковника ФСБ в отставке, на сайте “Чекист.ру”, в которой в сжатом виде приводятся все в общем-то известные факты биографии Уржина Гармаева, из которых делается спекулятивный вывод о том, что это злейший враг нашей страны.

Сразу скажем, что в статье Соловьева большинство фактов, повторюсь, общеизвестны и в большинстве своем правдивы. Но есть большое “но”. Автор в своей обвинительной трактовке делает упор на неизвестные факты – на факты, якобы свидетельствующие об активном участии Уржина Гармаева в боях против советских войск и о его активной разведывательной и контрразведывательной деятельности против советских разведчиков.

Вот пример одной из манипуляций автора с целью искусственно создать обоснование своим обвинениям. В начале статьи приводятся случаи ожесточенного сопротивления японцев 9 августа 1945 годы при взятии города Хайлар советскими частями, описываются камикадзе с поясами со взрывчаткой, бросающиеся под танки. А сразу после дается информация, которая может косвенно свидетельствовать о том, что Гармаев мог участвовать в обороне другого маньчжурского города – Солунь.

Пишется о том, что Гармаев, который в это время в глубоком тылу своей армии командовал военным училищем, готовящим офицеров для монгольских частей армии Маньчжоу-Го, якобы в тот же день уже сформировал свой курсантский полк, который придали оборонявшей город Солунь 2-й кавдивизии 3-го фронта Квантунской армии. Автор подробно описывает саму операцию взятия города советскими войсками и создается впечатление, что Уржин Гармаев участвовал в обороне Солуня.

На самом же деле об участии Гармаева в каких бы то ни было боевых действиях и в активном сопротивлении советским войскам никаких документальных свидетельств нет. Сам он находился в тыловом городе Ванемяо, где 10 августа получил приказ отступать всем училищем глубже в тыл. Часть курсантов (инструкторский полк) действительно передали второй дивизии и отправили на фронт, но остальные курсанты вместе с начальником училища Уржином Гармаевым должны были отступать на Джа-Джа-Тун.

Сам Гармаев выехал из училища на машине, но на одной из железнодорожных станций бросил ее и поездом добрался до Чанчуня, столицы Маньчжоу-Го. До 16 августа он ждал в Чанчуне своих курсантов, которые вышли из Ванемяо пешком, но до столицы так и не дошли. А 14 августа император Японии Хирохито издал указ о капитуляции Японии, 15 августа он был опубликован и передан по радио, и с этого дня части Квантунской армии начали организованно капитулировать.

Таким образом, принять участие в боевых действиях против советских войск у Уржина Гармаева просто не было физической возможности. Никакой Солунь, как пишет Алексеев, он не защищал, под танки с поясом камикадзе, естественно, не бросался и харакири себе делать не пытался. В его уголовном деле нет сведений о том, чем он занимался в Чаньчуне после 16 августа, когда из города началось повальное бегство командования армии Маньчжоу-Го, а 18 августа на Чаньчунь и другие административные центры страны был выброшен советский воздушный десант.

Сдался Гармаев только 30 августа. Что же делал генерал целых две недели с 16-го по 30-е августа? Члены семьи, живущие ныне в Бурятии, рассказали о том, что Уржин Гармаев  добрался в такой обстановке до Шэнэхэна и там, дома, был его первый контакт с советским командованием. В Шэнэхэне его арестовывать не стали, а сказали явиться самому в советскую комендатуру в Чаньчуне. Что он позже и сделал.

 Таким образом, навязываемая читателям версия Соловьева об ожесточенном сопротивлении, которое оказывал советским войскам Уржин Гармаев, на деле является плодом воображения или сознательного создания образа врага. Как и в случае с ни на чем не основанными обвинениями Уржина Гармаева все в том же шпионаже, подрывной работе в пользу Японии. Напомним, что обвинение во враждебных СССР действиях “по заданию японской разведки” не фигурировало даже в явно натянутом решении советского суда, по которому Гармаева расстреляли.

В Бурятии такой взгляд Алексея Соловьева на Уржина Гармаева первым в публичной сфере подхватил автор газеты “Молодежь Бурятии” (МБ) Евгений Кислов, опубликовавший там 22 октября 2014 года под своим именем статью Соловьева в несколько сокращенном виде. Поскольку у “МБ”, оказывается, нет своего сайта, факт плагиата до сих пор не был известен. Посмотреть статью Кислова можно на фото ниже.

Справедливости ради, нужно сказать, что статья Евгения Кислова не на все 100 % плагиаторская. Три последних абзаца в ней, скорее всего, авторские. По крайней мере, они не взяты из статьи Соловьева. Эти абзацы “ценны” тем, что в них автор сравнивает Уржина Гармаева опять же (вспомним Никитину) с начальником Главного управления казачьих войск рейхминистерства Восточных территорий Германии атаманом Петром Красновым, группенфюрером СС Андреем Шкуро, главнокомандующим РОА Андреем Власовым, которые, по словам Кислова, “сражались против Родины на стороне Германии”.

Ну, что ж, ряд красноречив. Заметим, однако же, что в отличие от Уржина Гармаева, Краснов, Шкуро и Власов официально решениями Военной коллегии Верховного суда России признаны обоснованно осужденными и не подлежащими реабилитации. Так, в отношении Петра Краснова и Андрея Шкуро такое решение принято 25 декабря 1997 года, а в отношении Андрея Власова – 1 ноября 2001 года.

В то же время сам Уржин Гармаев, его земляки в Шэнэхэне, до сих пор считающие его своим героем и защитником, а также его потомки, живущие сейчас на родине в Бурятии, явно не очень подходящий объект для подобных нападок.

Читайте также:

Татьяна Никитина журналист

Я родилась и живу в Улан-Удэ – столице республики Бурятия, работаю журналистом и верю в людей, которые каждый день строят здесь наше общее будущее. Мои герои - это политики, артисты, юристы и обычные люди, достойные восхищения. Нет занятия интереснее, чем разбираться в том, что с нами происходит. Удачи всем!